— Не твои ли приятели, Жожо?

Жожо уставился на фотографию женщины постарше и много крупнее, облаченной в замысловатое убранство из кожаных ремешков. На мгновение представил в подобном убранстве мадам Понс.

— Не возражал бы против этой. — Он показал снимок. — Гляньте, какие габариты. — Перебрал еще несколько фотографий и остановился, разглядев напряженно смотрящего в камеру мужчину средних лет со смутно знакомым лицом. — Где-то я его уже видел… в отеле, когда там работали. Эй, Клод, узнаешь?

Гигант заглянул через плечо Жожо.

— Конечно, — смеясь, подтвердил он. — Это же англичанин, что был на рождественской вечеринке, говорили, журналист. — Взял снимок у Жожо и стал разглядывать повнимательнее. — А почему не снял носки?

Прошло больше трех часов, не отмеченных ничем, кроме череды негромких взрывов. Ребята расслабились. Все сейфы вскрыты, содержимое свалено в кучу на столе: Ювелирные изделия хорошей работы; два полотняных мешочка, набитых золотыми наполеондорами, и наличность — горы банкнот, сколотых вместе, засунутых в конверты, свернутых трубочкой и скрепленных резинкой. Французские франки, швейцарские франки, немецкие марки, доллары… Никто из них в жизни не видел столько денег и каждый раз, проходя мимо стола, не мог удержаться, чтобы не потрогать.

Пол усеян ненужными коробками, конвертами и документами. Имущественные договоры, завещания, любовные письма и счета швейцарских банков. Полиции будет интересно порыться в личных, порой незаконных делах клиентуры банка. Управляющего, аккуратного и добросовестного месье Мийе, скорее всего, уволят и пошлют в отделение банка где-нибудь в Габоне. Поставщиков неуязвимой сигнальной системы досмерти засудят, а страховая компания, как всякая правильно ведущая дела фирма, найдет напечатанную красивым шрифтом оговорку, освобождающую их от финансовой ответственности. Если бы эти мысли пришли в голову семерке, они бы еще больше порадовали их как лишняя возможность утереть нос истеблишменту.

Теперь оставалось только ждать.

Кто растянулся на полу, кто бесцельно бродил по комнате. Всем хотелось курить. Башир беспорядочно насвистывал, Клод хрустел костяшками пальцев. Жожо, почувствовав, что первое возбуждение прошло, ломал голову над тем, как поднять настроение. Считается, что это обязанность командира. Боевой дух, вот как это называется. Генерал всегда говорил о боевом духе.

— Bon, — начал Жожо, — теперь, когда мы их заполучили, что будем с ними делать? — Все повернулись к нему. Свист и хруст пальцев прекратились. — Что до меня, собираюсь на Мартинику. Куплю на пляже приличный бар. Дешевый ром, никакой тебе зимы, девочки в юбках из травы с большими…

— Таити, — вмешался Фернан. — Вот где носят юбки из травы. Видел в календаре. — Он кивнул в сторону братьев Борель. — Вот им надо ехать туда со своими травокосилками. Эй, Борели, что скажете?

Старший Борель, улыбаясь, покачал головой.

— Не люблю острова. Слишком много песку, а если какая заварушка, то трудно выбраться. Нет, мы думаем отправиться в Сенегал. Земля там хорошая., Можно выращивать трюфеля, белые. Выкраси в темные, отправляй в Перигор, три тысячи франков за кило…

— И схлопочешь пяток в тюряге, — скорчил рожу Жан. — На вашем месте я бы выращивал баклажаны. Какой смысл рисковать?

— А это как называется? — толкнул его Клод. — А?

— Дурак. Сделать карьеру.

— Башир, — обратился Жожо к молча сидевшему в уголке смуглому парню. — Как насчет тебя?

Широкая белозубая улыбка.

— Поеду домой и куплю молодую жену, — объяснил Башир. — Толстую молодую жену.

Час проходил за часом, они не раз возвращались к разговору о будущем, и Жожо понял, что ни у кого из них, даже у него самого, не было больших желаний. Немного денег под матрасом, более легкая жизнь, ничего фантастического. Главное — об этом так или иначе говорили все — ни от кого не зависеть. Хватит хозяев. Хватит указаний, что тебе делать. Хватит, чтобы с тобой обращались как с вещью одноразового пользования. Независимость. И она лежала перед ними на столе.

Воскресное утро. Солнце только набирает силу, сгоняя туман с реки, а торговцы всякой всячиной уже расставляют свои лотки. Не выспавшиеся за короткую ночь зевающие официанты, мечтая о рекордных чаевых, расставляют на тротуарах столики, забирают у булочников бумажное мешки с батонами и рогаликами. Распространители лотерейных билетов располагаются в кафе, заказывая первые из полудюжины чашек смертельно крепкого кофе. Груженные пиццами, колбасами, сырами и рыбой, тупоносые фургоны пробираются по узким улицам к главной площади. Молодые цыганки с лимонами и головками чеснока, шипя и толкаясь, стараются занять выгодные места на перекрестках. Иль-сюр-Сорг помаленьку готовится к еще одному жаркому и удачному рыночному дню.

Первые туристы, страдающие бессонницей или охотники за дешевыми покупками, начали появляться сразу после восьми, небрежно разглядывая реликвии чужих домов — старые книги и картины, помутневшие от времени бокалы, столы и стулья с резными ножками и провисающими плетеными сиденьями, военные медали забытых войн, вазы и шляпы — отложения тысяч чердаков. Торговцы с другой стороны улицы — антиквары со своими предметами в стиле Людовика XV и Наполеона III, с их «модерном» и потемневшими помпезными картинами, пока еще не спеша завтракают. Их клиенты появятся позже, загородят проезд огромными машинами, пока будут рассчитываться в задней комнате пятисотфранковыми банкнотами.

Жожо потянулся и посмотрел на часы. Генерал сказал — в половине двенадцатого, когда уличные пробки станут плотнее цемента. Еще два часа. Он сел на пол, прислонившись к стене. Некоторые дремали, остальные уставились в потолок. Разговоры и шутки иссякли. Кончился адреналин. Всеми овладело состояние нетерпеливого ожидания. Грызли червячки сомнения. Все ли получится с дверью? Окажутся ли велосипеды на месте? Нет ничего хуже, чем ждать.

Генерал оставил попытки еще утром. Матильда отказалась вставать, ехать, как обычно, к сестре в Оранж, даже разговаривать. Лучше пересидеть в сарае, подальше от ее молчаливого укора. Он потрепал ее по плечу и, чувствуя, как она резко отстранилась, решил уехать не попрощавшись.

Несколько минут, дергая усы, сидел в машине. Услышав работающий мотор, она, должно быть, подумает, что теперь увидит его в тюремной комнате свиданий. Сверкающий на солнце белый гравий автостоянки слепил глаза, и Генерал подумал о столике в тени и очень холодном пиве. Матильда, как и раньше, не пропадет. Повернув ключ зажигания, он поглядел на часы. Теперь недолго.

Двум цыганятам ничто не светило. Обычно в базарный день удавалось стянуть сумочку или фотоаппарат, оставленные на столике кафе или на прилавке отвернувшимся на несколько секунд владельцем. Но сегодня туристы не выпускали из рук свои вещички. К тому же многие теперь носили на поясе эти большие сумки. Туг уж без ножа не обойтись. Зарабатывать на жизнь нечестным путем становится все труднее и труднее.

Цыганята брели позади банка, пробуя дверцы стоящих машин, когда увидели аккуратно расставленные вдоль ограды велосипеды. Такие дорогие велосипеды, да еще в хорошем состоянии, будет легко продать. Даже старый жулик в Кавайоне, который за бесценок брал у них фотоаппараты, не откажется от пары гоночных машин. Пацаны украдкой подошли поближе, чтобы получше разглядеть толстую цепь и замок. Замок большой, но несложный. Отец научил их обращаться с замками. Чтобы не упустить счастливый случай, они побежали искать отца, торговавшего на другом конце рынка украденными ночью живыми курами. У него в кармане была маленькая штуковина, открывавшая все, что угодно.