— О’кей, — объявил Жожо, — пора.

На столе разложили семь кучек. До отказа набили большие глубокие карманы маек, распихали по шортам крупные купюры, так что на ногах внезапно вздулись богатырские мышцы. Фернан, в последний раз тщательно обтерев кувалду и другие инструменты, швырнул их в дыру на полу. Внизу раздался всплеск. Старую одежду прикрепили клейкой лентой к двери поверх зарядов, чтобы ее уничтожило взрывом.

На столе осталась лишь кучка поляроидных снимков. Фернан настоял устроить, как он выразился, exposition érotique[64]и остатками ленты прикрепил их на задней стене, поместив в центре фотографию Амброза Крауча в мятых черных носках. Будет непростительно, сказал Фернан, если пострадают такие фотографии, поскольку они явно представляют дорогие воспоминания. Отступил назад, восхищенно глядя на стену.

— Au revoir, mes belles.[65]

Оглядев комнату, Жожо снял через голову шнурок с ключом.

— Надеть шапочки. Не забудьте темные очки.

На часах 11.25. Почти пора.

Они сгрудились в углу, чувствуя, как, словно подуло холодным ветром, по телу пробежала нервная дрожь.

— Десять секунд, — объявил Фернан. — Не потеряйтесь по дороге.

Склонившиеся над замком цыганята услышали почти слившиеся в один три взрыва и в ужасе увидели, как вываливается дверь. Удирая, они были до того перепуганы, что не нашли ничего необычного в появившейся в проеме группе людей в шортах, темных очках и резиновых перчатках.

Жожо открыл замок и сорвал с упавшей цепи первый велосипед.

— Allez, allez, allez!

Лавируя между машинами, они побежали, ведя велосипеды: скрежет металла — педаль царапнула дверцу; ругательство — кто-то, в спешке плюхаясь в седло, прищемил яйца; наконец ноги на педалях и они, будто спринтеры, мчатся по узкой полоске, разделяющей неподвижные ряды попавших в пробку машин.

Все заняло не больше сорока пяти секунд, не больше, чем ушло у оторвавшегося от чтения «Экип» дежурного жандарма на то, чтобы осознать связь между сигналом тревоги и мигающим красным огоньком на щитке банковской системы.

Они с напарником, не переставая гудеть клаксоном, сидели в «рено», вклинившемся в скопище машин, которые были не в состоянии освободить им путь. А, черт! Выскочив из машины, жандарм, придерживая рукой кепи, с бьющей по заду кобурой побежал по забитому людьми тротуару к зданию «Кэсс д’Эпарнь». И зачем только он вызвался дежурить в воскресенье? Вот черт.

Заслышав вдали звук клаксона, велосипедисты пригнули головы к рулю и быстрее заработали ногами, сердца застучали как пулеметы — семь человек, охваченные страхом и неимоверно уставшие. Держись за передним, остерегайся камней на дороге, не думай о едущей сзади машине, не поднимай головы, не замедляй хода, соберись. Ради Бога, соберись. Они мчались по разрезающим виноградники и лавандовые плантации дорогам, оставляя за собой над плавящимся асфальтом громкий шорох шин.

Не отрывая глаз от поворота в пятистах метрах ниже по склону, потея и выкуривая сигарету за сигаретой, Генерал ждал их у ведущей к сараю тропы. Дело должно выгореть. Он все сделал, все продумал, все предусмотрел. Но, как он знал, порой по собственному горькому опыту, любой план может рухнуть из-за простой случайности. Прокол, выбежавший на дорогу пес, встречная машина — сотни мелких случайностей. Он даже не знал, выбрались ли они из банка. Может быть, они еще там, застряли за плохо взорванной дверью и какой-нибудь слишком старательный фараонишка машет перед ними пистолетом, предвкушая повышение по службе. Он снова закурил.

Увидел появившуюся из-за поворота первую фигуру, голова почти касается руля, за ней плотной группой остальные. Испустив радостный вопль, потрясая кулаками над головой, он выбежал на середину дороги. Мои ребятки! Дело сделано!

Они съехали с дороги и, не сходя с велосипедов, покатили вниз по тропе. Когда проехал последний, улыбка на лице Генерала застыла, а потом исчезла.

Их должно быть семеро. Он пересчитал спускавшиеся вниз фигуры. Насчитал восемь.

Глотая ртом воздух и сдерживая тошноту, Бун Паркер распластался на траве.

Когда дурнота стала проходить, он поднял голову, оглядывая расположившихся кругом людей. Одни лежали ничком, другие сидели, опустив головы на колени. Он никак не мог понять, откуда столько сил у этой компании старых парней. Увидев их на выезде из Иль-сюр-Сорг, он решил сесть на хвост, чтобы не скучать в одиночку. Собирался показать им, что не одни французы могут управляться с велосипедом, но не смог обогнать даже самого заднего; у него чуть не лопались легкие, когда он постарался просто не отстать. Видно, эти ребята позавтракали стероидами. Бун решил, что, если всерьез заниматься велосипедом, надо меньше пить пива. Голова снова упала на траву. Он глядел в небо, ожидая, когда исчезнут мушки в глазах.

Запыхавшийся Генерал оглядел изнеможенных парней. По земле рассыпаны выпавшие из карманов пачки банкнот. Он снова пересчитал людей. Боже мой! Восемь!

— Жожо!

Маленький человечек с улыбкой во весь рот поглядел на него.

— Дело сделано. Con! Дело сделано.

— Кто это, черт возьми? — Генерал кивнул в сторону распростертой фигуры все еще тяжело дышавшего Буна.

Все семеро, разинув рты, оглянулись на севшего и приветливо махнувшего рукой юного техасца.

— Bonjour, ребята.

Они молча ошеломленно смотрели на него. Бун увидел вокруг себя напряженные, с подозрением глядящие лица, разбросанные по земле деньги, поглядел на оттопыривающиеся майки. Ну и ну! Выходит, это не просто группа любителей велосипедной езды.

— Кажется, мне пора. — Он, как ему казалось, с беззаботной улыбкой посмотрел на часы. — У меня встреча, о’кей? Спасибо за компанию.

Он поднялся. Одновременно поднялись остальные, ожидая команды Генерала.

Черт! Генерал яростно дернул ус, аж выступили слезы. Все шло так хорошо, точно по плану, а теперь из-за этого дурацкого иностранца все грозило рухнуть. Кто он такой? Англичанин? Американец? Что с ним делать? Он знает их в лицо; видел деньги. Завтра утром в газетах появится сообщение об ограблении. Нет, никак нельзя отпускать его, понадеявшись, что он будет держать язык за зубами! Черт!

— Тащите его в сарай.

Генерал пошел было следом, но потом остановился подбирать шуршащие на легком ветерке банкноты. Собрав толстые пачки и рулоны денег, он почувствовал себя несколько лучше. Что-нибудь придумает. Это не катастрофа, а просто накладка. От этого надо плясать. Никакой паники. Расправив плечи, он зашагал к сараю.

Бун стоял в стороне, опасливо перебегая глазами с одного враждебного лица на другое. Генерал бросил деньги на стол, рядом с приготовленными к большому празднованию бутылками и стаканами. Закурил, заметив, как дрожит рука. Подошел к Буну.