– Роза Леблан, ты не можешь умереть сейчас. У нас еще много работы. Найт вышел из-под контроля. Лев сейчас слишком чувствительный и эмоциональный, чтобы оставаться без матери. А что насчет Эмилии? А как же наши друзья? Вишес, Трент и Джейме попытаются вытащить меня из дома, чтобы встречаться с людьми – может, даже познакомят меня с кем-то. Я начну пить. Я обещаю. Я разрушу все, что мы создали.

Тишина.

Мое сердце разбито. Не важно, что я зол из-за его отношения ко Льву. Или ко мне. Или к целой вселенной.

Из него вырвалось рычание:

– Забери меня с собой! – прошептал он грустно, но решительно. – Я не хочу быть здесь без тебя, Роза Леблан.

Я сглотнул и посмотрел вниз на ноги. Он хочет умереть. Я понял. Если бы жизнь Луны была в опасности, я бы прошел через все, через что прошла она.

– Или вместе, или никак, – я услышал, как он говорит эту фразу, и застыл там, шокированный.

Что за хрень? То же самое, что и у нас с Луной. Что за совпадение?

– Помнишь? Мы вырезали это на дереве в лесу до того, пока не вмешались дети и не попросили нас построить там шалаш. Я никогда не забуду, малышка Леблан. Или вместе, или никак. Никогда не будет никого такого же, как ты. Ничего не будет. Такие попадаются один раз за всю жизнь, детка, а я везучий ублюдок, который получил тебя.

Нечто между стоном и всхлипыванием вырвалось из меня, папа повернулся к двери. Я закрыл глаза. Я слишком застенчив, чтобы быть пойманным, увидев их такими. Лучше бы я видел, как они трахаются каждый день, чем быть свидетелем подобного. Это выпотрошило меня как рыбу.

– Найт.

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я понял, что он обнимает меня. Или сколько прошло времени до того, как я обнял его в ответ, в этой комнате, между жизнью и смертью, на волоске, ни здесь ни там.

Я спрятался на его плече и старался не заплакать. Я все еще не могу плакать.

– Это конец, да? Ты должен рассказать мне, – сказал я.

Я почувствовал кивок, но он не сказал ничего. Не хочу, чтобы он говорил это. Для нас обоих это слишком тяжело.

– Сколько времени?

– Неделя, если повезет.

– О боже. А экспериментальное?

Я даже не стал притворяться, что подслушал срыв. Трагедия и потеря просто лишают вас этого – стыда, унижения, человечности. В какой-то момент тебя просто перестает волновать это.

Он покачал головой, крепче обнимая меня. Я так многое хочу сказать ему, что ему надо больше внимания уделять Льву. Что надо подготовить младшего брата к этому. Но впервые за долгое время я просто украл момент наедине с отцом, делая вид, что мама не умирает, что у меня нет зависимости, что моя девушка не несчастна со мной, что все под контролем.

Я вдохнул запал папиного парфюма, закрывая глаза.

Он вырезал слова «Или вместе, или никак» на дереве? Как я не заметил их в нашем шалаше?

Только когда Луна написала мне кровью, я заметил их.

Она все, что я вижу. Всегда.

* * *

Так как рассказать Луне о маме легче, чем Льву, то я решил начать с этого.

Я пошел в школу на следующее утро после больницы. Народ все еще был занят разговорами о Поппи, они не замечают перемен во мне, они ничего не знают о маме. Я знаю, что Вон и Хантер моментально прекратили бы сплетни, если бы люди вокруг узнали о том, как плохи дела с мамой.

Но есть что-то жалкое и стыдное в смерти, я пока не понял, что именно. Эта слабость есть у каждого, но все равно как-то стыдно.

Луна забрала меня после школы («Ты первокурсница в колледже! Рад за тебя», – сказал Хантер, когда увидел, как я целую ее в губы), и мы поехали на пляж. За весь день я не выпил ни капли алкоголя, я трезв, и я на грани. Я решил приложить все усилия, чтобы не разозлить свою девушку. Есть ощущение, что я и так хожу по краю, после вчерашнего разговора, когда я устроил сцену, упомянув ДЕБИЛЬНОГО ДЖОША.

Поездка, как многие часы моей жизни в последнее время, прошла в тишине. Луна принесла мороженое, и мы сели на песок, позволяя холодным волнам ударяться о наши ноги.

– Моей маме осталась неделя, плюс-минус, – сказал я, не сводя взгляда с магической серебряной линии, где океан целует небо – где маленькие дети переходят в другое измерение, по-видимому.

Я хочу, чтобы меня туда засосало. Забрало туда, где папа, мама, Лев и Луна не загружены проблемами.

– Найт, – прошептала она, положив руку мне на колено и сжав его. – Мне так жаль. Я здесь, с тобой. Все, что тебе понадобится, малыш. Я взяла отгулы до конца недели, и моя мама с тетей Эмилией сказали, что переедут в ваш дом пока…

Я повернулся к ней, вероятно, шок и удивление отразились на моем лице. Как она узнала обо всем этом, почему она не удивлена всеми этими испытаниями? Это, безусловно, застало меня врасплох.

– Я просто услышала разговор по телефону, – объяснила она, потирая шею. Дерьмо. Луна не смогла бы соврать даже во имя спасения своей жизни.

– Луна, – предупредил я.

Я не хочу делать этого. Не хочу. Но не только у Луны хорошая память. Я помню, как странно она себя вела в последнее время, когда заходил разговор о здоровье мамы. Как будто она знает что-то, чего не знаю я.

– Я правда не…

– Нет, ты знаешь, – перебил я. – Рассказывай мне.

Ее лицо изменилось. Она выглядит осторожной. Я не могу вынести этого. Она осторожна со мной. Я потер лицо, пытаясь не сорваться на нее. Я делаю все возможное, чтобы держать себя в руках.

– Пожалуйста, не ври мне, – мягко сказал я, не глядя на нее.

– Я знала, – прошептала она.

Мое сердце снова разбилось. Потому что она знала. Я единственный идиот, который все еще молился, когда все вокруг меня строили планы, приводя все в движение. Все готовились к горю, а я все еще в глубоком отрицании. Я резко выдохнул, руками закрывая лицо.

– Она попросила меня кое-что сделать для вас со Львом. Мы работали над этим все зимние каникулы. Это был секрет. Я пообещала ей, что буду заботиться о тебе, Найт, и я не шучу.

– Ты знала, что это случится, – повторил я. – Ты знала, что она умирает. Ты знала, и ты позволила мне приехать к тебе в Аппалачский, зная, что моей мамы может не стать, когда я вернусь. И это случилось. Она в коме. Я никогда не поговорю с ней снова.

Я не знаю, это предательство настолько большое или трагедия сама по себе усиливает его. В любом случае, я точно знаю одно: между осознанием того, что я стану сиротой, и тем, что моя девушка знала и не сказала мне, я зол, в саморазрушительном режиме, и я не в том настроении, чтобы быть милым.

В этот раз я закрылся.

Я не могу обругать ее и потерять. Она сделала глупый ход – без сомнения. Не могла же она потрахаться с кем-то и скрыть от меня нечто подобное в один год. Только вот она смогла. Я не собираюсь сражаться с ней, потому что знаю, что потеряю контроль.