— Улаживаю дела. Вы, мастер Дисмас, были весьма убедительны. — Он свесился из окна и еще раз осмотрел балкон капеллы. — Архидьякон и два епископа развернут плащаницу и, держа ее за верхний край, вывесят с балкона. Сильвио и Пелукко перестреляют их из окна. Они меткие стрелки. Соколов бьют влет. С двухсот футов. Я сам видел. Архидьякон обычно стоит посередине. Сильвио убьет архидьякона, а Пелукко — одного из епископов. Другой епископ схватит плащаницу в охапку и бросится в капеллу. Плащаница будет явлена лишь на миг, поэтому никаких чудесных исцелений не произойдет. После этого Андино с товарищами забросает паломников бомбами. Бум! бум! бум! Начнется паника, толпа придет в смятение. По замыслу похитителей смятение толпы поспособствует бегству их сообщника, который должен был подобрать упавшую плащаницу… Но плащаница-то не упала… Как тебе мой план, райзляуфер? Заметь, я еще не рассказал самого главного.

— Убийства епископов и паломников? Вам с Сатаной будет о чем побеседовать в аду.

Карафа рассмеялся:

— И это говорит человек, замысливший похищение савана Господня! Не волнуйся, мы с Сатаной давно пришли к взаимопониманию. Гибель паломников — досадная необходимость. Главное заключается в другом. Бомбардировка площади — всего лишь удобный предлог для того, чтобы взорвать бомбу здесь. В этой самой комнате. Якобы по оплошности незадачливых заговорщиков, то есть вас. Именно ваши трупы и обнаружат впоследствии. Порох — непредсказуемая субстанция! Думаю, после такого конфуза герцог Карл надолго забудет о явлении плащаницы народу, а мой господин вскоре покинет земную юдоль. А теперь позвольте откланяться. Мне надо проверить, не задохнулась ли сестра Хильдегарда в сундуке.

— Погоди, — сказал Дисмас.

— Нет, мастер Дисмас, с вами у меня разговор окончен.

— Откуда ты обо всем узнал?

Карафа пожал плечами:

— Что ж, если вам угодно бо́льших предсмертных мучений, то я вас уважу. Папа римский попросил своего племянника, то есть моего господина, заполучить Шамберийскую плащаницу для ватиканской коллекции. Дорога в Париж пролегает через Шамбери, так что удобный случай представился сам собой. Кардинал Альбрехт проведал о наших планах — Ватикан кишит шпионами! — однако, поскольку добрый дядюшка моего господина как-никак понтифик, наши соглядатаи перехитрили епископа Майнцского. Альбрехт тоже вызвался достать плащаницу для Льва, а в обмен потребовал освобождения от обязательства выплачивать папской казне половину выручки от продажи индульгенций. Он пообещал отправить за плащаницей лучшего похитителя святынь в Европе и упомянул, что вора легко узнать по рукам. Папа не счел нужным принять предложение Альбрехта, поскольку не желал отказываться от весьма выгодной договоренности. Однако же сведения, предоставленные Альбрехтом, оказались очень ценными. Вот и вся история. Что ж, я пойду, иначе сестра Хильдегарда и впрямь задохнется.

46. По местам, господа

Дисмас и Дюрер сидели спиной к стене, рядом с коченеющими телами Нуткера и Кунрата.

Кровь из раны на щеке заливала рот, и Дисмас схаркивал на пол кровавые сгустки.

После ухода Карафы телохранители почти не обращали внимания на обездвиженных пленников. Один стражник нашел бутылку вина. Другой удалился на поиски закуски и вернулся с альбомом Дюрера.

— Это ты рисовал?

Портрет Магды произвел на телохранителей большое впечатление.

— А есть, где она голышом? Вот бы глянуть!

Хохот.

— Молчи, — прошептал Дисмас. — Они тебя нарочно подзуживают.

Солдаты листали альбом, с любопытством рассматривали рисунки: Божские горы, панорама Шамбери, герцог Карл на троне, герцог Урбинский на оттоманке, болезненно-бледный, в преддверии скорой кончины…

— Нравится? — спросил их Дюрер.

— Наши художники лучше.

— А с тебя писали портрет?

— Нафига?

— Чтобы помнить тебя после смерти.

— Девки, которых я трахал, меня и без портрета не забудут.

— А когда и они помрут? Кто тебя тогда вспомнит?

— Какая разница?

— Мои портреты даруют бессмертие.

— Только послушайте этого говнюка!

— А с чего бы иначе императорам и принцам платить мне хорошие деньги за портреты? Благородные особы хотят жить вечно.

— Ладно, давай рисуй меня.

— Я не работаю бесплатно.

Солдат взмахнул бутылкой:

— Стакан вина за мой портрет.

— Я беру за работу больше чем стакан вина.

— Хорошо. Тогда стакан вина, а вдобавок я не стану отрезать тебе яйца!

— Я не могу рисовать со связанными руками.

Стражники вполголоса посовещались. Телохранитель, жаждущий бессмертия, обнажил кинжал, присел перед Дюрером и фыркнул:

— Только попробуй выкинуть какой германский фокус — сдеру шкуру, как с апельсина.

Он перерезал веревки на заведенных за спину руках Дюрера.

Дюрер, растирая онемевшие запястья, сказал:

— Принеси мне ящик. Деревянный. Из той же комнаты, где ты нашел альбом.

Телохранитель принес ящик.

— Нужно больше света. Садись сюда, ближе к зеркалу.

Дюрер медленно встал, со стоном покачнулся и незаметно сунул мастихин за спину Дисмаса.

Дисмас начал пилить веревки.

Дюрер усадил телохранителя у зеркала, потребовал свечей и принялся за работу. Он стал неспешно делать набросок углем, хорошо понимая, что мастерство художника обычно завораживает зрителей. Вскоре телохранители замерли у него за спиной, увлеченно наблюдая, как на листе возникают черты их товарища.

— Да чего ты его таким красавчиком малюешь?!

— Заткнись, — сказал натурщик. — Не слушай их, германец. Если мне понравится, дам тебе два стакана вина, перед тем как отрезать яйца!

Дисмас продолжал пилить веревку мастихином. Чуть поодаль валялся кинжал Нуткера, в ножнах.

Одному из телохранителей прискучило смотреть на работу художника. Он принес бутылку вина и встал чуть в стороне от остальных.

Наконец Дисмасу удалось перепилить веревку. Он сжал мастихин в левой руке, глубоко вздохнул и вскочил, правой рукой выхватив кинжал Нуткера из ножен.

Мастихин вонзился в шею солдата с бутылкой. Кинжал Нуткера по рукоять ушел между лопаток второго. Оба рухнули на пол. Дисмас остался без оружия.

Дюрер бросился на очередного противника, но получил кулаком в лицо. Два уцелевших телохранителя, выхватив мечи, угрожающе двинулись на Дисмаса.

Он знал, что все кончено. Ему не выстоять против двух вооруженных здоровяков. Он сделал шаг назад, споткнулся о труп стражника и упал навзничь, с силой ударившись об пол. Перед глазами мелькнули два занесенных клинка… Но не тут-то было.

Стены содрогнулись от дикого рева. Ункс с яростью накинулся на телохранителей, оттолкнул их через всю комнату и завалил на пол. Взмахом меча Ункс снес голову одному и принялся молотить второго рукоятью. Взбешенный гибелью друзей, он проломил череп противника и превратил его физиономию в жуткое кровавое месиво. Маркус с трудом оттащил Ункса прочь.

Тяжело дыша, ландскнехт уселся на пол, а потом, бормоча и всхлипывая, подполз к телам товарищей.

Кунрат был еще жив. Едва. Приподняв ему голову, Ункс прижал его к груди.

Веки Кунрата дрогнули. Он открыл глаза и, глядя на Дисмаса, шевельнул губами.