«Бог спас Папá удивительным образом, и он вернулся домой невредимым… — записал цесаревич Александр Александрович в дневнике. — Папá взошел, раздалось такое «ура», что просто страшно было… Папá вышел на балкон, и вся масса народа приветствовала его единодушным «ура»! Вся площадь была наполнена народом целый день. Вечером была иллюминация… Благодарю Господа за чудесное спасение дорогого Папá от всего нашего сердца. Слава Тебе Господи, слава Тебе».

Вскоре после покушения цесаревич отметил в дневнике, что «время положительно скверное, и если не взяться теперь серьезно и строго, то трудно будет поправить потом годами!». Месяц спустя Александр Александрович писал отцу в Ливадию, что «последнее время в Петербурге тихо и никаких новых выходок и безобразий со стороны пропагандистов не было. Только бы теперь не засыпали, а продолжали бы деятельно раскрывать зло. Надо надеяться, что изыщут средства, чтобы искоренить зло и не допускать впредь этих безобразий последнего печального и тяжелого времени! Не знаю, почему закопались так с Верховным уголовным судом над Соловьевым и до сих пор не приступили к нему?»

Государь, в свою очередь, отвечал сыну: «Дай Бог, чтобы строгие меры, принятые в главных центрах революционной пропаганды, раскрыли наконец настоящих деятелей».

Вся семья переживала покушение на императора 2 апреля 1879 года. Но для Марии Александровны это событие стало поворотным. После этого происшествия она уже не поправилась. Самоотверженная и преданная фрейлина А. А. Толстая позже вспоминала:

«Я, как сейчас, вижу ее в тот день — с лихорадочно блестящими глазами, разбитую, отчаявшуюся.

— Больше незачем жить, — сказала мне она, — я чувствую, что это меня убивает.

Она произнесла эти слова с некоторой горячностью, не свойственной ее натуре. Затем она добавила:

— Знаете, сегодня убийца травил его, как зайца. Это чудо, что он спасся».

Сыновья знали, что покушение на отца сильно подействовало на мать. Как знали, что наверняка не менее сильно могло подействовать на больную и известие о том, что император уехал в Ливадию с Екатериной Долгоруковой. Но об этом при встрече в Каннах никто не говорил.

Конечно, Мария Александровна все знала, ибо была слишком умна и впечатлительна для того, чтобы заниматься самообманом. Она страдала все четырнадцать лет этой скандальной связи. Страдала молча и терпеливо, внешне никак не реагируя на происходившее. Не все ее понимали. Особенно повзрослевшие августейшие сыновья, буквально боготворившие мать.

Всю неделю цесаревич с женой и братьями старались уделять больной максимум внимания. Они замечали, что это приносит ей пусть и небольшое, но чувство тихой радости.

А когда несколько дней пребывания Александра Александровича и Марии Федоровны на Лазурном Берегу подошли к концу и нужно было уезжать, им показалось, что впервые за все эти дни больная улыбнулась и выразила надежду, что все они скоро увидятся на родине, в Петербурге.

Попытка номер четыре

Из «Полного послужного списка наследника цесаревича Александра Александровича»:

«1879 год

— Из Канн отправился с Ее Высочеством обратно в Париж — 21 октября.

— Куда прибыл — 22 октября.

— Из Парижа в Гмунден — 25 октября.

— Куда прибыл — 26 октября.

— Из Гмундена в Вену — 1 ноября.

— Куда прибыл — 1 ноября.

— Из Вены в Берлин — 3 ноября.

— Куда прибыл — 4 ноября.

— Из Берлина отправился с Ее Высочеством обратно в г. Царское Село — 5 ноября.

— Куда прибыл — 7 ноября».

Из Царского Села на следующий день после прибытия из Берлина пришлось отправиться в Петербург, в Зимний дворец. Отец все еще находился в Ливадии, и, конечно же, за это время накопилось множество дел и невероятное количество бумаг.

Планировалось, что император 19 ноября вернется в Москву, а на следующий день отправится в Петербург. До его приезда все дела, по возможности, будет решать наследник.

И все шло по плану. К вечеру 19 ноября Александр Александрович сумел «одолеть» изрядное количество бумаг и решить немало дел. Остальные требовали согласования с отцом.

19 ноября около десяти часов вечера Александр II благополучно прибыл со свитой в Москву.

Въезд правителя государства в Первопрестольную сопровождался обычными восторженными криками толпы, ожидавшей его проезда по иллюминированным улицам.

Александр II приехал в Кремль. Но не успел еще расселиться в своих апартаментах, как пришло экстренное сообщение о том, что второй поезд, отправившийся в путь на полчаса позже первого с багажом царя и личным составом его канцелярии, на третьей версте Московско-Курской железной дороги потерпел крушение.

В ходе расследования было установлено, что причиной катастрофы стал взрыв мины, заложенной под полотно железной дороги. Взрывное устройство было приведено в действие по проводу, протянутому из дома, расположенного в двадцати метрах от железнодорожного пути. Дом был куплен незадолго до теракта человеком, выдававшим себя за саратовского мещанина Сухорукова. Позже выяснилось, что по подложному паспорту на имя Сухорукова проживал архангельский мещанин Лев Николаевич Гартман, а за его жену выдавала себя дворянка Софья Львовна Перовская.

Еще летом в Санкт-Петербурге была создана подпольная революционная организация «Народная воля», которую возглавили А. И. Желябов, А. Д. Михайлов, С. Л. Перовская и др. Исполнительный комитет «Народной воли» вынес смертельный приговор Александру II 26 августа 1879 года — в тот самый день, когда император приехал в Ливадию. Взрыв под Москвой стал одним из первых жестоких шагов, предпринятых революционерами во исполнение августовского постановления.

Неудача взрыва не охладила заговорщиков. Как стало известно потом, вскоре к террористам примкнул Степан Халтурин, устроившийся на работу краснодеревщиком в «оплот» царизма. Он-то и предложил взорвать ни больше ни меньше как резиденцию императора — Зимний дворец.

Несмотря на взрыв поезда на Московско-Курской железной дороге, Александр II благополучно прибыл из Москвы в Петербург. И успел к традиционному празднику георгиевских кавалеров. Но еще до праздника император и цесаревич не раз и подолгу обсуждали текущие и будущие проблемы.

Высочайший прием георгиевских кавалеров проводился в Зимнем дворце ежегодно 26 ноября, в день учреждения ордена Екатериной II. В этот день в Зимний дворец собирались все кавалеры ордена Святого Георгия, находившиеся в тот момент в Петербурге, — как офицеры, так и нижние чины, кавалеры солдатского «Егория».

Церемониальная часть Министерства двора издала к этому событию «Высочайше утвержденный порядок Торжественного выхода в Зимнем дворце, 26 ноября 1879 года, в день Орденского праздника св. Великомученика и Победоносца Георгия», в котором детально прописывалась процедура всего действа. В торжественном шествии принимала участие вся мужская половина императорской фамилии. Вслед за императором шествовал цесаревич Александр Александрович.