На борту парохода был также испанский художник Эрнесто Волс, чье присутствие доставляло удовольствие танцовщице. Ей очень нравился молодой, интеллигентный живописец. «Как часто бывало в таких случаях, она находила его «гениальным» и была готова рассказать об этом всему миру. Он, в свою очередь, так же как и многие до него, считал ее гениальной, этакой современной богиней…»1 Боксеры вставали рано утром, тренировались, а потом плавали в бассейне с морской водой. Айседора «тренировалась по утрам вместе с ними, а по вечерам танцевала для них, так что путешествие было очень веселым и вовсе не показалось никому длинным»2.

Тем не менее причины для беспокойства все же были. Художник по свету, который должен был работать с Айседорой во время турне, тоже плыл на этом пароходе. Однако он оказался вовсе не профессиональным художником по свету, а пресс-агентом, а точнее, другом Уолтера Моччи, импресарио Айседоры в Южной Америке. Этот факт не предвещал ничего хорошего и в отношении остальной деятельности сеньора Моччи3.

Затем возникли некоторые проблемы, связанные с шампанским. Маркиз де Полиньяк, племянник Зингера, послал Айседоре и ее спутникам в качестве прощального подарка ящик шампанского. Когда он закончился, она стала регулярно пополнять запасы в каждом южноамериканском порту, куда они заходили по пути в Рио4. Она пила слишком много. Все это беспокоило Августина, который пытался следить за деньгами сестры и ее самочувствием.

Причиной внутреннего беспокойства были и многочисленные романы танцовщицы на пароходе. Понятно, что у нее появилась возможность проявить свое очарование; видимо, после ухода Зингера она нуждалась в том, чтобы доказать всем, что она все еще привлекательна. Но ее чрезмерная оживленность граничила с безрассудством. Вдалеке от своих преданных французских друзей она нуждалась в поклонении и теплоте, чтобы не впасть в отчаяние, которое преследовало ее со времени гибели детей. Будучи очень открытой по натуре, она хотела дарить любовь, так же как и получать ее. Увлечения Айседоры помогали ей найти успокоение.

Когда пароход зашел в порт Буэнос-Айреса в начале июля, Айседора с ужасом узнала, что ее оформление и ковер для сцены не прибыли. Поскольку ее выступление в театре «Колиссео» было назначено на 12 июля5, то ей не оставалось ничего другого, как заказать новые занавеси. Это стоило примерно 4000 долларов, и, поскольку у нее не было денег на непредвиденные расходы, она договорилась о кредите. Оркестровки ее программ тоже были еще на пути из Франции, но положение спас директор местной консерватории, который дал их из своей библиотеки.

Тем временем Айседора поселилась в шикарном отеле «Плаза» и между приготовлениями к концертам осматривала город. Вместе с друзьями она побывала не только в фешенебельных районах, но посетила и трущобы Ла-Бока, центра ночной жизни города.

Ее первое выступление было принято весьма прохладно. Публика, привыкшая к балету, решила, что у танцовщицы отсутствует техника.

Накануне второго выступления она вместе с группой своих друзей отправилась в ночной клуб, где под влиянием момента решила исполнить танец под аргентинский гимн. Этот танец в высшей степени шокировал одних и восхитил других. Слух об этом происшествии докатился до менеджера театра «Колиссео», который заявил, что в связи с ее поступком он разрывает контракт с танцовщицей. Он пригрозил отменить ее следующее выступление, и понадобился весь такт Дюмесниля и его напоминание, что все билеты уже проданы, чтобы мир был восстановлен6.

Айседора хотела посвятить свою третью программу Вагнеру. Однако здесь Дюмесниль отказался сотрудничать с ней. Он служил во французской армии и считал для себя невозможным во время войны исполнять программу из произведений немецкого композитора. Для этого вечера пригласили другого дирижера. Эта вагнеровская программа оттолкнула многих поклонников Айседоры (как предыдущая программа, включавшая в себя «Марсельезу», оттолкнула прогермански настроенных зрителей). Дюмесниль отреагировал так: «Конечно, я предполагал, что именно это и случится, и пытался отговорить ее… Но иногда она поступает так, будто хочет быть в оппозиции ко всему миру. Ее привлекает подобная роль»7.

Эти разногласия, сначала между Айседорой и менеджером, а потом между ней и пианистом, послужили толчком к тому, что произошло впоследствии.

Во время исполнения вагнеровской программы в зале возникли разговоры, Айседора перестала танцевать, но поскольку шум продолжался, она заявила, что ее предупреждали о том, что южноамериканцы ничего не понимают в искусстве, что они все дикари. «Вы просто негры!»8 — бросила она по-французски. Ее темпераментная речь привела к тому, что не только Ренато Сальвати, менеджер театра «Колиссео», разорвал с ней контракт, но и другие импресарио стали обходить ее стороной. В этот момент она получила предложение от Цезаря Жилетти выступить в Уругвае и Бразилии за проценты от сборов. Эти проценты были меньше, чем предложил ей Сальвати, но теперь у нее не было выбора.

Соглашение было достигнуто, и Айседора настояла на посещении ночного клуба, то ли чтобы отпраздновать это событие, то ли чтобы поднять себе настроение. Дюмесниль, который видел ее сильно выпившей только один раз в Женеве, когда ее выступление было прохладно встречено тамошней публикой, заметил, что она стала пить больше обычного с момента их приезда в Буэнос-Айрес.

Августин тем временем вернулся в Соединенные Штаты. Следующее выступление танцовщицы планировалось в Монтевидео, но перед тем, как покинуть Буэнос-Айрес, она должна была заплатить по счету в «Плазе». Дюмесниль, который сам оплачивал свой номер, задолжал только за две недели, успев уже оплатить часть своего пребывания в отеле. Айседора же должна была заплатить за весь период своей жизни в Буэнос-Айресе. Для этого ей пришлось заложить свой изумрудный кулон и шубу из горностая (подарки Зингера). Новые занавеси тоже были оставлены в счет уплаты за отель9.

В Монтевидео ее ждал огромный успех. «Патетическая» Чайковского вызвала бурю аплодисментов, а после «Марсельезы», венчавшей ее программу, публика, дико крича, ринулась на сцену. Тем не менее сборы на этом выступлении были на удивление невелики. Зал был переполнен, но после покрытия всех расходов Айседоре выдали на руки 300 долларов. Жилетти так объяснил свои методы недоумевающему Дюмеснилю: «Мы делимся с театром в соотношении 40 к 60 процентам. То, что остается, мы делим пополам со спонсорами концерта. А потом из нашей доли я беру себе 15 процентов»10.

У Жилетти были и другие пути увеличения своей доли в прибыли. Он не стал утруждать себя изготовлением рекламы. В порядке экономии он на афише какой-то балерины написал объявление о выступлении Айседоры. Оркестр вызывали только на одну репетицию непосредственно перед концертом. Когда Дюмесниль выразил свое неудовольствие, местный дирижер объяснил ему: