Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати, https://vk.com/dovlatovapolina(активная ссылка) выложены визуалы главных героев предстоящего романа) И ещё я наверно в ближайшее время сделаю у себя на страничке блог с обложкой и маленьким спойлером из книги)
ОБЯЗАТЕЛЬНО https:// /polina-dovlatova-2-p107098 (ССЫЛКА АКТИВНА), ЧТОБЫ НЕ ПРОПУСТИТЬ БЛОГ И ВЫХОД НОВИНКИ ;)
Глава 61
Глава 61
Инна
Моя первая реакция на происходящее – шок. Воронцов меня целует. Целует?
Как подобное вообще может происходить в реальности?
И тем не менее, это происходит. Жёсткая щетина царапает мои губы, а руки, сдавливающие затылок, лишают возможности отвернуться или отстраниться.
Всё, что мне удаётся сделать, это впиться ногтями в плечи мужчины и плотно сжать губы, чтобы он не смог проникнуть языком в мой рот.
Я хочу закричать «вы с ума сошли?! Что вы творите?!» Но как, если он не даёт мне даже вдох сделать, продолжая удерживать меня в одном положении плотно прижатой к своему телу, и агрессивно целовать?
Сильнее царапая его плечи, я начинаю мычать, визжать и ёрзать, в надежде, что Воронцов меня отпустит. Но он не отпускает. Я луплю его ладонями по спине и колочу ногами по его ногам, что в итоге только ухудшает ситуацию, потому что Воронцов недовольно рыкает и скользит одной рукой по моим бёдрам, после чего с силой сжимает ягодицы, отчего меня начинает колотить. Его вторая рука всё ещё удерживает мою голову. Становится тяжелее дышать, поэтому, чтобы просто не задохнуться, я приоткрываю рот и делаю короткий судорожный вдох.
Мужчина мигом пользуется ситуация и проталкивает в меня свой язык.
От его вкуса, запаха, близости и силы, которая проявляется в каждом прикосновении, мозг начинает плыть. Паника и шок, что разрастались метастазами по телу, сменяются другими эмоциями. Теперь я чувствую, как с низа живота вверх поднимается сумасшедшая огненная волна и обжигает мою грудь, затем шарахает обратно вниз и растекается по бёдрам.
Язык мужчины ласкает мой язык, зубы покусывают губы, а от щетины наверняка останутся красные следы на подбородке и щеках.
Меня накрывает. Живот стягивает жгутом, между ног приятно и в то же время болезненно тянет. Особенно сильным это ощущение становится, когда Воронцов перемещает руку с ягодицы в меж ягодичную область и пальцем проводит по этой линии вверх к копчику, жмёт на копчик, проникает под резинку юбки и ведёт по кругу, пока не останавливается под пупком, а дальше погружает палец в пупок.
Я вытягиваюсь струной, вжимаясь ноющей потяжелевшей грудью в его грудь. Соски болезненно трутся о ткань лифчика. Хочется сорвать с себя всё лишнее, что мешает и сковывает моё, ставшее вдруг гиперчувствительным, тело.
Кажется, я умираю. Люди просто не могут подобное чувствовать. Это какое-то необъяснимое грубое сумасшедшее желание. В голове рождаются такие мысли, от которых я схожу с ума. Хочется потереться об мужчину, обхватить его ногами и снова потереться, чтобы хотя бы немного угомонить то невероятно мощное давление между ног, которое он вызывает скольжением своего языка у меня в рту и поглаживанием пальцами под пупком.
– Глеб, Инна, – выдыхает Воронцов мне в губы, прервав поцелуй.
Перед глазами плывёт, поэтому какое-то время я не могу сфокусировать взгляд на мужчине. Сердце бешено грохочет в груди, бёдра горят, между ног тянет, а вкус у меня во рту и запах в носу напоминают о том, что только что произошло между мной и моим боссом.
– Глеб… – произношу не своим голосом.
Мужчина меня отпускает и отступает на несколько шагов назад, прижимает предплечье к губам и шумно выдыхает, прикрыв глаза, будто ему трудно взять над собой контроль.
Как и мне.
Боже, что сейчас случилось? Я целовалась с Воронцовым. Он меня целовал. И я ему отвечала. И хотела его. А он хотел меня – я точно это почувствовала.
– Глеб… – снова хриплю.
Он резко распахивает веки и устремляет на меня тёмный горящий взгляд.
Не имел права… Он не имел права вот так… Я не могла сопротивляться… Я не… не могла его оттолкнуть…
– Ты что… – в очередной раз выдыхаю, выдирая слова из пересохшего горла. – Ты что… охренел, Глеб?!
В этот момент соболиные брови Воронцова резко ползут вверх. Мужчина в ступоре смотрит на меня, всё ещё шумно проталкивая воздух через ноздри.
– Ты… ты меня поцеловал! Силой! – тыкаю в него пальцем. – ТЫ ОХРЕНЕЛ!
Воронцов прокашливается и вновь на миг прикрывает веки, затем снова смотрит на меня, и я замечаю, что в его зрачках уже нет того тумана и тёмного морока, который стоял всего секунду назад.
– Может быть и охренел, Инна, – кивает головой мужчина, уперев кулаки в бёдра, – но сработало же. Ты, наконец, назвала меня по имени и на «ты». Видимо, того факта, что я отец твоих детей тебе было недостаточно, а вот посасывание твоего языка, как оказалось, более действенный метод. Что ж, я это учту. Не поймёшь с первого раза и опять начнёшь обращаться ко мне Глеб Викторович, придётся повторить…
Я настолько обалдеваю от его слов, что у меня даже челюсть вниз падает.
Он мне, что, поцелуями угрожает?!
Набираю в лёгкие воздух и резко выпаливаю:
– Да ты… Ты просто… подлец! Не смей больше в меня тыкать этим своим… своим поганым языком! И лапать меня своими грязными пальцами!
– Тыкать только языком нельзя? – усмехается мужчина.
Он ещё и смеётся?!
– Гад! Подлец! Подонок! Козёл! Если ещё раз ты ко мне…
– Инна, спасибо, конечно, за красочную оценку моей личности, но я тебе уже объявил условие, при котором состоятся дальнейшие поцелуи. Будешь выкать – буду тебя целовать. И учти, Александрова, услышу «Глеб Викторович» и могу подумать, что тебе понравилось со мной целоваться, и ты специально на обмен жидкостями напрашиваешься. Поняла?
ЧТО?!
Зажмуриваю веки и шумно выдыхаю, изо всех сил пытаясь справиться с разгорающимся бешенством внутри, затем медленно поднимаю ресницы и вздёргиваю подбородок.
– Поняла, Глеб, – растягиваю губы в кривой улыбке. – Теперь всегда буду называть тебя «Глеб». Смотри потом не начни умолять об обратном, чтобы я снова стала обращаться к тебе на «вы» и по имени-отчеству.
Резко разворачиваюсь и иду заклеивать оставшиеся коробки.
Позади раздаётся присвистывание и тихий смешок «кошмар, а не женщина».
Что бы
