И все же культ силы в Гусаках необъяснимо гармонировал с семейным матриархатом. Слово «мацi» и Паха, и Саха всегда произносили, понизив голос, как что-то сокровенно священное. И единственное, по чем, вернее, по ком они скучали в Урочище, – это была их престарелая больная мать. Довольствуясь нескудным, но и не очень хлебосольным пайком убров, все свои заработанные муони они первые месяцы передавали в веску Гусаки.

– Ну, а как мать ваша смотрела на то, что вы постоянно друг с другом воюете? – спросила как-то Вера.

– А яна кажа, што доля ў нас такая. Калі маці яшчэ цяжарная намі была, то мы нават тады ў яе жываце тузаліся з гэтым (Саха при этом ощутимо саданул локтем в бок Паху, как будто Вера без этого не поняла бы, кого он имеет в виду). Ды так лупцавалі адно аднаго, што нават, кажуць, з гузамі на свет з’явіліся[13].

Но видно, материнское сердце, привыкшее к постоянному присутствию рядом двух своих буйных отпрысков, не выдержало долгой разлуки. Незадолго до начала войны Саха и Паха получили из Гусаков известие о том, что их мать умерла. Видя состояние близнецов после этого известия, Вера лично выпросила у Командира разрешение на их трехсуточный отпуск, что не входило в правила Урочища. Но она оказалась права – сходив в родные Гусаки, Саха и Паха распрощались уже навсегда со своим прошлым и именно сейчас вступили в стадию настоящей взрослой жизни.

Природная сила Пахи и Сахи, их бойцовский опыт, который, как оказывается, превышал их возраст, помноженные на обучение в Урочище, почти сразу дали неплохой результат. Опасения Веры насчет того, что к началу войны ее пятерка, пополненная двумя новобранцами, будет слаба, к счастью, не оправдались. Оба брата быстро и крепко впаялись в их группу.

Вера шла знакомыми переходами. Давно она уже здесь не бывала. И невольно она замечала, что со временем переходы меняются. Там, где когда-то было сухо, теперь под ногами хлюпает; где было мокро, теперь стояла вода по щиколотку, где было воды по щиколотку – теперь стало едва не по колено. Скорее всего, это связано со временем года, какими-то сезонными колебаниями грунтовых вод. От сырости большую часть стен покрывала слизкая серая плесень. И запах в переходах стал затхлым, это был какой-то мертвый запах. Может быть, это ей так только кажется? Ведь следователь привел ее в Ментопитомник маленькой девочкой, и тогда ей было не до принюхивания. А потом она привыкла к этому запаху и его не замечала. Но как бы там ни было, от этого запаха, от этих мрачных переходов, от ее воспоминаний о диггерском детстве на нее навалилась тоска. Да и одета она сейчас была, как диггер, – в одной юбке с подвешенными к ней секачами. Только она уже не была диггером, она шла убивать диггеров, ставших преступниками. Она была полна решимости сделать свою работу, но хотелось закончить ее как можно быстрее. И ей не хотелось идти в Ментопитомник. Нужно было, но не хотелось.

Чтобы разогнать мрачные мысли, она вспомнила, как несколько часов назад появилась перед своей пятеркой в диггерском обличье. Как хлопали глазами Паха и Саха, как не сдержал гримасы и потупил взор Паук, как прокряхтел что-то про себя Фойер. Они не могли поверить, что перед ними их командир, и первые несколько секунд выглядели очень смешно. Вера и сейчас улыбнулась, вспомнив их лица. Теперь они шли в метрах ста сзади и искали на каждом извороте туннеля условные знаки, которые она проставляла куском известки на стенах.

Вера держала в руках светляка, который рассеивал мглу перед нею на несколько метров вперед. Вот очередное понижение туннеля и лужа на всю его ширину с затхлой мутной водой. Вера хотела уже идти вперед, но едва заметная рябь на воде заставила ее насторожиться. Отломав маленький кусочек известки, она швырнула его в лужу. Известка не успела попасть в воду. Мощный бурун на воде, и мелок угодил в пасть и тут же был измолот мощными челюстями. Над поверхностью воды на тоненьких длинных членистых лапах завис клоп размером с тарелку. Этих мутировавших тварей называли крокодилами, хотя на пресмыкающихся они были мало похожи, разве что только своей кровожадной прожорливостью. У крокодила над головной частью вздымался трубчатый гребень, что делало его похожим на дракона. «Добыча» ему не понравилась, и теперь грязно-белая грязь вытекала у него из пасти. Крокодил пригнулся, несколько раз взболтнул головой в воде, вымывая несъедобное содержимое ротовой полости, еще на секунду завис над лужей и потом, медленно сгибая лапки, опустился под воду. Лишь небольшая часть его гребня едва проступала над поверхностью воды, обеспечивая ему дыхание и наблюдение за окружающей обстановкой.

Крокодилы обитали на Поверхности, на заболотившихся берегах Свислочи. Почему эта тварь спустилась под землю и сколько их сейчас здесь, Вере обдумывать было некогда. Если она замешкается, крокодил не даст ей уйти – этот хищник молниеносно бросается на врага любых размеров и поражает в самые уязвимые места. Быстро пробегая по жертве, мощными челюстями он прокусывает даже скафандр как раз там, где артерии проходят близко к коже. За одну-две минуты человек истекает кровью – так погиб не один сталкер. А Вера была даже без скафандра. Можно подождать группу, но они не умеют так бесшумно передвигаться, и крокодил, услышав с этой стороны звуки, непременно заметит и Веру. Можно попробовать вернуться к своим, но где гарантия, что ей удастся так же бесшумно уйти, как она приблизилась? Крокодил запросто прикончит ее и может напасть на остальных. А если здесь не один крокодил?

Вера бросила светляка к краю лужи. Клоп тут же метнулся к нему и стал остервенело рвать гриб. Светляк стал тускнеть, давая все меньше света. Но Вера убедилась, что крокодил в этой луже один, иначе терзать добычу выбежали бы и остальные. Вера метнула один секач и уже готовилась швырнуть второй. Это не понадобилось: челюсти по инерции еще грызли тело светляка, но туловище клопа, отделенное от головы секачом, бестолково дрыгалось на краю лужи. Подойдя и сделав еще несколько взмахов секачом, Вера окончательно изрубила крокодила на части, лишив его малейших шансов регенерироваться.

Вера уже слышала сзади шаги – приближалась ее группа. Это плохо – так враг может их обнаружить раньше, чем Вера обнаружит врага. Поэтому ей надо быстро увеличить дистанцию. Пока Вера переходила холодную лужу с плавающими по ней клопиными ошметками, она в который раз укорила себя в излишней сентиментальности, порождающей мысли и отвлекающей от опасностей действительности. Ступи она в лужу – валяться ей в ней, а может быть, и не только ей. Ведь никто из ее группы не знаком с крокодилами, да и она до сих пор знала их лишь по университетскому спецкурсу. С каждым шагом по вонючей луже Вера изгоняла из себя все мысли, превращаясь в зрение и слух, становясь частью этого перехода.

Едва слышный звук в трех изгибах перехода. Нет сомнения – это люди, причем осторожно идущие необутые люди. Это – диггеры. Как и условились, Вера оставила своего полумертвого, едва светящегося светляка на полу, обведя вокруг него круг и нарисовав несколько условных знаков. Когда ее группа дойдет до светляка, диггеры их услышат, поэтому ей надо спешить. Не меняя темпа, но полностью собравшись, Вера шла вперед. В какой-то момент шаги прекратились – ее заметили. Она изменила походку: теперь ее шаги стали разноразмерными, сопровождаясь едва различимыми для обычного человека пошаркиваниями и пристуками. Это условный знак диггеров, означающий, что идет свой. Для того чтобы воспроизвести эту походку, нужен не один день тренировок. Вера боялась, что за давностью что-нибудь забыла или у диггеров изменилась система сигналов. Но нет, группа (теперь Вера знала, что их восемь человек), сдвинулась с места и в обычном темпе приближалась к ней. Своего светляка они все-таки спрятали в мешок, и теперь Вера и бригада диггеров шли друг к другу в кромешной тьме. В метрах десяти друг от друга они остановились. Наконец выброшенный из мешка светляк упал к ногам Веры и осветил ее. Диггеры еще раз убедились, что перед ними их соплеменник.