На следующее утро при построении Командир УБРа объявил о подготовке к войне с диггерами. Впрочем, спецназ уже знал, что эта война не за горами. Им уже сообщали об уничтожении Верхней Степянки и о прочих стычках с диггерами. Под конец Командир вызвал из строя Веру и сообщил:

– С диггерами никто из нас никогда не воевал. Своего противника мы почти не знаем. Стрелка – единственная, кто хорошо знаком с диггерами, владеет их оружием и знает их повадки. С сегодняшнего дня она становится старшей при подготовке вас к этой войне. Времени у нас в обрез, поэтому ее задача – выжать из вас в короткий срок все, что можно. Обычные тренировки отменяются, и вы будете делать то, что прикажет она. Стрелка, приступай.

Вера достала из чехлов два секача, ловко провернула ими несколько раз в воздухе и пояснила:

– Многие из вас видели это оружие и знают, как оно называется. Некоторые наблюдали меня с секачами в бою. Со многими из вас я вступала в учебный бой с макетами секачей, и кое-кто меня побеждал. Но будьте уверены, такое случалось только потому, что дрались мы с вами здесь, в просторном Урочище, а не в тесных коридорах; дрались при свете потолочной лампы, а не в сумраке подземных ходов; и дралась с вами я, а не старшие диггеры, которые это делают в разы лучше. И вот что вы должны сейчас понять: у вас нет никаких шансов против бригад…

Вера сделала паузу. Еле слышный ропот пробежал по строю. Недовольный ропот, несогласный… Даже по тяжелому дыханию рядом стоящего Командира Вера чувствовала, что тот не разделяет ее критичных взглядов и едва сдерживается, чтобы ее не осадить. А стоящий впереди своей пятерки Тхорь вообще в открытую улыбался, почти презрительно осматривая новоиспеченную офицершу-выскочку.

– Ну, а для того, чтобы самим убедиться в моей правоте… Фойер, выключи свет! Паук, раздай группе Тхоря учебные мечи!

– Есть, командир! – радостно ответил Фойер, еще не понимая, что задумала Стрелка, но уже предчувствуя что-то интересное.

– Есть! – кратко ответил Паук, тут же бросившись к стойке с учебными мечами.

Погас свет. Несколько секунд глаза убров привыкали к темноте.

– Тхорь, бери своих бойцов и иди сюда!

Бойцы удивленно обернулись. Стрелка, только что стоявшая перед строем, оказалась где-то сзади. В косом свете, падавшем из открытой двери блока, они едва различали силуэт Веры, занявшей позицию между двумя рядами гимнастических снарядов. Как она туда переместилась, не заметил никто. Еще пять силуэтов не спеша направились к снарядам, помахивая деревянными мечами. Затем посыпался частый стук от ударов мечей и секачей, как будто пьяный барабанщик выбивал неровную, но частую дробь. Вера заняла такую позицию, что впереди нее мог находиться только один или, потеснившись, двое противников. Их движения были стеснены стойками и перекладинами снарядов, им тяжело было размахнуться длинными мечами. При этом в сумраке им было трудно уловить движение рук постоянно двигавшейся Веры и парировать ее молниеносные удары, которые она попеременно наносила своими секачами. Не прошло и минуты, как Вера скомандовала:

– Фойер, включай!

Еще морщась от внезапного света, убры с нетерпением рассматривали результаты поединка. Вера как ни в чем не бывало перешмыгнула через снаряд, подняла с пола два деревянных меча, и бросила их недавно обезоруженным противникам. Тхорь закрывал рукой кровоточащее повреждение на шее. Двое других воинов так и стояли, не вступив в бой.

– Вы увидели, что может один слабенький диггер. Если диггер не слабенький или если их несколько, а особенно, если и то и другое, шансы у вас, друзья, будут еще меньше.

– Ну и что ты предлагаешь? – злобно, но уже без тени насмешки спросил Тхорь.

– Первое правило: где темно, сделать светло. Этому нас будет учить Фойер.

– Есть, командир! – без надобности выкрикнул ликующий от увиденного Фойер.

– Второе правило: пока диггеры в пределах видимости, лучше их расстреливать из арбалетов или забросать финками. В бегущего диггера попасть не просто, но намного легче, чем победить его в мечном бою. Правило третье: если уж вступать в бой, то лучше в просторном туннеле, чем в тесном коридоре. Ну это, конечно, если есть выбор. Ну, а четвертое… а четвертым мы с вами будем заниматься в ближайшее время.

И Вера начала тренировки. В медленном темпе демонстрируя боевой танец с секачами, она объясняла систему движений диггеров, вводящую в заблуждение, а порой и усыпляющую противника; подсказывала, как можно предугадать замах диггера, как лучше парировать их удары, и какие места у диггеров наиболее уязвимы. Она на ходу выдумывала приемы, главным образом удары ногами – единственный козырь убров перед диггерами.

Все тренажеры были составлены в два ряда, имитируя тесный коридор. В Урочище выключался свет, и убры часами молотили друг друга деревянными мечами, учась драться в полном мраке и в тесноте, а также отрабатывая друг на друге придуманные Стрелкой удары ногами. И постоянно она выдергивала то одного, то второго воина, заставляя его драться с нею. Она нещадно лупила их своими деревянными секачами, сломав за время тренировок несколько макетов.

Кроме того, она с Командиром регулярно ходила в Армию и обучала навыкам будущей войны армейцев. С этими было еще хуже. Даже после тренировок в Спецназе ей казалось, что Республика поставила непосильную задачу, что ее отряд с нею не справится и все они идут на верную смерть. Оставляя лагерь неумелых армейцев, она вообще приходила в отчаяние.

А еще ее часто вызывали в Штаб, где разрабатывался план предстоящей войны, в который ее в полной мере не посвящали, но все же что-то постоянно узнавали и уточняли насчет диггеров, спрашивали, считает ли она эффективной ту или другую меру. И Вере не раз казалось, что и здесь все надежды возлагаются только на ее советы, а сам Штаб толком не представляет, в какую войну они собираются ввязаться.

От таких нагрузок Вера уставала, как никогда раньше. Для того чтобы восстановиться, ей приходилось постоянно заниматься диггерским аутотренингом. Но и это давалось ей с трудом после долгого перерыва. И она проклинала себя за то, что забросила тренировки в Университете, за то, что читала там глупые книжонки и тешила свою гордыню, гоняясь за ненужными знаниями. Университетские полгода она теперь уверенно считала бестолково проведенным фрагментом жизни.

А Вячеслав? Она старалась о нем не думать. Вернее, нет: она прикрыла в своей душе дверь в ту чудесную лаборантскую, в которой обитало счастье. Неоновый свет пробивается сквозь щелки этой двери, напоминая о чем-то замечательном, о чем-то таком, что граничит с Истиной, но совсем другой, совсем далекой от Вериной жизни, наполненной войной, страданиями и смертью. И поэтому открывать эту дверь она не будет, не сейчас, не время! Но и вышвырнуть эту тесную комнатку из своей памяти Вера не смогла бы: тут уж никакие диггерские установки не помогут. Да и не хотела она этого делать. Это стало для нее сокровищем, которое спрятано далеко и глубоко. Сокровищем настолько ценным и хрупким, что его нельзя лишний раз доставать, чтобы не повредить.