Несмотря на его величину, я так никогда и не смог поверить, что Бальдандерс предавался с ним педерастии в том смысле, в каком это принято понимать, хотя, возможно, надеялся начать после, когда мальчишка еще подрастет. Но, разумеется, если собственный рост он, как мог, сдерживал, давая ему волю ровно настолько, чтобы спасти огромное тело от разрушительного воздействия прожитых лет, то рост злополучного мальчишки, наоборот, ускорял, насколько сие позволяли его познания в антропософии. Утверждаю я это, поскольку уверен, что в его руки мальчишка угодил только спустя какое-то время после того, как Бальдандерс и доктор Талос расстались со мною и Доркас.

(Мальчишку я оставил там, где нашел, и до сего дня представления не имею, что сталось с ним дальше. Весьма вероятно, он вскоре погиб, однако его вполне могли подобрать, спасти от голодной смерти те же островитяне или люди гетмана, обнаружившие ребенка несколько позже.)

Не успел я спуститься этажом ниже, как открывшееся впереди зрелище начисто стерло все мысли о мальчике из головы. Обилие тумана в следующей комнате (которого, в чем я совершенно уверен, по пути наверх там не было и следа) нисколько не уступало обилию красных тканей, оставшемуся за спиной. Туман клубился, кипел, словно живой – пожалуй, именно таким я мог бы представить в воображении логос, исходящий из уст Вседержителя. Пока я в изумлении взирал на него, передо мной поднялась туманная фигура человека, взмахнувшего зазубренным копьем. Прежде чем я осознал, что передо мною просто фантом, клинок «Терминус Эст» рассек его запястье, как мог бы рассечь струйку дыма. Призрак немедля съежился, точно туман, начал стремительно пожирать сам себя изнутри и вскоре едва смог бы достать макушкой мне до пояса.

Я двинулся дальше и, сойдя еще на несколько ступеней вниз, погрузился в холодную бурлящую белую пелену. Вспучившись, поверхность ее словно бы вытолкнула наружу жуткую тварь – тварь целиком из тумана, подобно человеку с копьем. У карликов, которых мне доводилось видеть прежде, голова и туловище, как правило, обычной величины, а порой даже больше, однако руки и ноги, пусть даже весьма мускулистые, остаются «детскими». Сейчас мне преградила путь полная противоположность подобного карлика – обладатель огромных, куда больше моих, рук и ног при уродливом, недоразвитом тельце.

Вооруженный эстоком, сей антикарлик разинул рот в беззвучном крике и вонзил клинок в горло туманного человека, словно не замечая зазубренного копья, глубоко вошедшего в его собственную грудь.

Раздавшийся поблизости смех я узнал сразу, хоть и нечасто видел великана в веселье.

– Бальдандерс! – окликнул я.

Голова Бальдандерса поднялась из тумана, точно вершины гор, возвышающиеся над пеленой облаков на рассвете.

– Вот тебе настоящий противник. С настоящим оружием, – сказал я, спускаясь в туман и прокладывая путь клинком меча.

– Враги, которых ты видишь в моих туманных покоях, тоже вполне настоящие, – безмятежно пророкотал Бальдандерс. – Вот только они не здесь, а на дворе, снаружи. Первый был одним из твоих друзей, второй – одним из моих врагов.

Туман между тем рассеялся, и я обнаружил великана посреди комнаты, сидящим в массивном кресле. Стоило мне повернуть к нему, он поднялся на ноги, схватил кресло за спинку и без малейшего напряжения сил швырнул им в меня, точно корзиной, промахнувшись не более чем на какую-то пядь.

– Ну вот, теперь ты готов убить меня, – сказал он, – и все из-за какого-то дурацкого амулета. Эх, надо, надо было прикончить тебя еще той ночью, когда ты спал в моей кровати.

Я мог бы сказать то же самое, но не удостоил его ответа. Очевидно, притворяясь беспомощным, он надеялся подтолкнуть меня к безрассудной атаке, однако, хотя и казался на вид безоружным, все-таки вдвое превосходил меня ростом и вчетверо (как я не без причин полагал) силой. Кроме того, неторопливо сходясь с ним, я отчетливо сознавал, что в эту минуту мы повторяем кукольное представление, пригрезившееся мне во сне той самой ночью, о которой он только что мне напомнил, и там, на сцене, марионеточный великан был вооружен дубинкой. В то время как я шел вперед, он отступал шаг за шагом и все же, казалось, был постоянно готов броситься на меня.

Однако, когда мы удалились от лестницы примерно на три четверти комнаты, он вдруг развернулся и пустился бежать. Пожалуй, вид бегущего дерева и то не поразил бы меня сильнее.

Вдобавок бежал великан очень и очень быстро. При всей своей неуклюжести он одним шагом покрывал два и стены – с точно такой же узкой бойницей окна, как та, сквозь которую глядел вдаль Оссипаго – достиг много раньше, чем я.

На миг я растерялся, не в силах сообразить, что у него на уме. Окно слишком узко, ему нипочем не пролезть… однако Бальдандерс просунул в бойничный проем громадные ручищи, и до меня донесся явственный скрежет камня о камень.

Вовремя догадавшись, в чем дело, я едва успел отступить на два-три шага назад. Еще миг – и Бальдандерс, вскинув над головой тесаный камень, выломанный из стены, запустил им в меня.

Едва я отпрыгнул в сторону, великан выломал из стены еще камень и еще один. После третьего, хочешь не хочешь, пришлось откатиться прочь кубарем, с обнаженным мечом в руках, дабы увернуться от четвертого: разоренная кладка изрядно утратила прочность и новые камни летели в меня все быстрей и быстрей. Чисто случайно мой кувырок завершился возле какого-то ящичка не больше шкатулки, в каких небогатые домохозяйки хранят кольца да серьги, лежащего на полу.

Крышку ящичка украшало множество крохотных ручек, и что-то этакое в их форме сразу напомнило мне ручки регулировки, которые вертел мастер Гюрло, готовя «Революционер» к истязанию Теклы. Прежде чем Бальдандерсу удалось выломать из стены новый камень, я подхватил ящичек и повернул одну из них. Над полом сразу же вновь заклубился рассеявшийся туман. Вскоре мутная белая пелена заволокла все вокруг, накрыла меня с головой, ослепила.

– Отыскал, значит, – неспешно пророкотал Бальдандерс. – Надо было выключить эту штуку. Теперь я тебя не вижу, однако и ты не видишь меня.

Понимая, что великан держит наготове очередной камень и швырнет им в меня, стоит мне подать голос, я промолчал и, сделав около пары дюжин вдохов, как можно тише двинулся в его сторону. Подкрасться ко мне так, чтоб я не услышал, Бальдандерс при всем его хитроумии не сумел бы – в этом сомнений быть не могло. На четвертом шаге брошенный им камень с треском разбился об пол у меня за спиной, а спереди донесся скрежет еще одного, вынимаемого из стены.

Этот-то камень и оказался пресловутой последней каплей, переполнившей чашу. Скрежет сменился оглушительным грохотом: должно быть, часть стены над окном, утратив опору, обрушилась вниз. Увы, надежды на то, что великан погиб под обвалом, тут же рассыпались в прах. Хлынувший сквозь брешь наружу, в ненастную ночь, туман сразу же начал редеть, и вскоре я увидел Бальдандерса, стоящего возле зияющего пролома как ни в чем не бывало.

Очевидно, выломанный из кладки камень он выронил во время обвала, так как руки его оказались пусты. При виде этого я рванулся к нему в надежде нанести удар, пока великан не опомнился, однако он снова сумел меня опередить. Ухватившись за край полуразрушенной стены, Бальдандерс подпрыгнул и скрылся снаружи, а к тому времени, как я остановился возле пролома, успел довольно далеко спуститься вниз. На первый взгляд проделанное им казалось невозможным, но, приглядевшись внимательнее к наружной стене, освещенной горящими в комнате лампами, я обнаружил меж грубо отесанных, уложенных один на другой без известкового раствора камней немало изрядных щелей, да и сама башня кверху заметно сужалась, отчего стены словно бы наклонялись внутрь.