— Я мог бы поехать вместе с тобой в аэропорт и узнать, нет ли свободных мест…

— Том, я возвращаюсь на работу, — твердо произнесла Куми. — Процедуры будут занимать только по двадцать минут в день. Я договорилась делать их перед тем, как отправляться в офис. Если ты приедешь сейчас, тебе придется сидеть в моей крошечной квартире и ухаживать за мной, сходя с ума от скуки и волнений, в чем нет никакой необходимости. Через два дня ты начнешь бушевать по поводу японской политики, протекционизма, ксенофобии и отказа признавать зверства Второй мировой войны. В конце концов мне придется тебя убить. — Томас улыбнулся, а Куми добавила: — Кроме того, ты должен найти пьесу.

— Это ерунда…

— Нет, Том, пьеса очень важна, — возразила она. — Я поняла это по твоему голосу, как только ты впервые о ней упомянул. Если она где-то существует, ты хочешь быть тем, кто ее найдет. Я тебя не виню. Это было бы замечательное открытие.

— Сейчас мне все кажется каким-то глупым.

— Нет. Это не так. Мне очень нравится, когда ты бываешь в восторженном возбуждении, особенно сейчас. Миру нужны хорошие комедии.

— Даже Шекспира?

— Особенно его, — подтвердила Куми. — Прямо сейчас. Вот так.

Потом она собрала свою единственную сумку, и Томас отвез ее к железнодорожной станции.

— До скорой встречи, — сказал он.

— Не провожай меня на перрон, — попросила Куми. — Это просто будет очень тяжело. Я тебе позвоню, как только вернусь домой.

— До скорой встречи, — повторил Найт. — Мы больше не станем терять время, живя отдельно.

— Все будет хорошо, — заверила его Куми. — Врачи говорят, что если сейчас выбирать из онкологических заболеваний, то лучше всего рак груди.

— Да, — угрюмо пробормотал Томас. — В этой лотерее ты вытянула выигрышный билет.

Тут Куми рассмеялась, весело, звонко.

— Пока, Том.

Она ушла, и Найт отправился бороться с узкими кенильуортскими улочками, как правило, с односторонним движением, что просто выводило его из себя. Чтобы утопить свои невеселые мысли, он включил радио. Пол Саймон пел о том, как скрутить вместе два тела, объединить сердца и кости, сделать их неотделимыми друг от друга.

Слова песни, проникнутые страданиями, радостью, трагедией, чуть ли не шекспировскими чувствами, заполнили голову Томаса. Он вынужден был остановиться у тротуара и посидеть какое-то время, уронив голову на руль, пока к нему не вернулась способность видеть дорогу перед собой.

Томас собирался попасть в Шекспировский институт через задние стеклянные двери, однако в кои-то веки ему повезло. Пожилой ученый выходил из здания как раз в тот момент, когда он пересек улицу. Томас поздоровался с ним, вежливо придержал дверь, а затем прошмыгнул внутрь.

Он пробыл там не больше двадцати секунд, как появилась она и набросилась на него подобно престарелому коршуну в пенсне и пестром платье. Миссис Ковингтон, краевед и хранительница гулких залов института. Мгновение Томас делал вид, будто не замечает ее и поглощен изучением приглашения на автобусную экскурсию в расположенный неподалеку замок Уорик. Среди тех, кто записался на экскурсию, были фамилии Катрины Баркер и Рэндолла Дагенхарта.

— Я могу вам помочь?.. — начала миссис Ковингтон. — Ах, — закончила она, узнав Томаса.

— Привет, — совершенно не к месту сказал он.

— Вы тот американский джентльмен, предположивший, будто я не желаю делиться тайнами литературоведения с этими немытыми…

— Вы запомнили, — просиял Томас. — Я польщен.

— А напрасно, — строго заметила миссис Ковингтон, глядя на него поверх длинного крючковатого носа глазами, полускрытыми массивными веками. — Экскурсия только для делегатов конкуренции.

Несколько дней назад это вывело бы Найта из себя, однако приезд Куми его успокоил или хотя бы помог правильно расставить приоритеты.

— Да, понимаю, — сказал Томас. — Мне не хотелось бы устраивать вам заморочку на весь день, поэтому как насчет того, чтобы побыстрее со всем разделаться, хорошо?

— Боюсь, об экскурсии в замок не может быть и речи. Если вы хотите присутствовать на семинаре, нужен пропуск или знакомая, которая вас провела бы.

— Поскольку у меня нет пропуска, я, вероятно, пришел сюда, чтобы устроить поджог, — продолжая улыбаться, заявил Томас.

— От человека, который употребляет слово «заморочка», можно ждать чего угодно, — строго заметила миссис Ковингтон. — Есть глагол «заморочить», однако в данном контексте он совершенно не применим.

Тут Томас рассмеялся вслух, потому что такое он и сам мог сказать в классе своим ученикам.

— Вы совершенно правы, миссис Ковингтон, — заявил Найт. — Но дело в другом. Если честно, мне не нужно в институт, а древними замками я сыт по горло.

Она помрачнела и полюбопытствовала:

— Если так, то что вы здесь делаете? Я не собираюсь носить ваши записки, словно горничная…

— Нет, — остановил ее Томас. — Разумеется, нет. На самом деле я пришел к вам.

Это сразило ее наповал. Она уставилась на него, разинув рот, лишившись дара речи, на какое-то мгновение став совершенно другим человеком.

— Ко мне? — наконец растерянно пробормотала женщина.

— Миссис Ковингтон, вы давно здесь работаете?

— В октябре исполнится тридцать пять лет, — с гордостью ответила она.

— Я могу угостить вас чашкой чаю? — предложил Томас. — Мне хотелось бы задать вам пару вопросов. Считайте это семинаром по краеведению.

Стратфорд изобилует чайными. Миссис Ковингтон выбрала заведение Бенсона на Бард-уок. Они направились туда пешком. Хранительница института была женщина высокая и угловатая, в ее движениях присутствовало что-то механическое, но она обладала проницательностью и острым умом. Это не могло не нравиться Томасу, и все же он чувствовал, что миссис Ковингтон совершенно не знает, что ей думать по поводу их новых отношений. Она была встревожена этим обстоятельством, а подобное состояние оказалось для нее чем-то из ряда вон выходящим.

— Я терпеть не могу сплетни, мистер Найт, — сказала миссис Ковингтон, как только они сели за столик и она заказала маленький чайник чая с бергамотом и булочку.

— У меня этого и в мыслях не было, — искренне заверил ее Томас. — К тому же мой первый вопрос относится к прошлому, далекому, а не недавнему. — Она молча смотрела на него, и Найт продолжил: — Хэмстед-Маршалл-Хаус. Это к югу от Стратфорда, в западном Беркшире, рядом с Ньюбери…

— Хэмстед-Маршалл-Парк, — поправила его миссис Ковингтон. — Да, знаю это место. Кажется, особняк сгорел в тысяча семьсот восемнадцатом году. На самом деле там было несколько построек. Одним из последних стал дом эпохи Тюдоров, возведенный Томасом Парри и, вероятно, разрушенный во время гражданской войны, как это произошло с замком Кенильуорт. Другой особняк был построен на этих землях в конце семнадцатого столетия графом Крейвеном. Он взял в качестве прообраза замок, возведенный в Гейдельберге, и преподнес дом в дар королеве Богемии Елизавете, жившей в Англии в ссылке. Они полюбили друг друга, но Елизавета умерла до того, как строительство было завершено. Дом сгорел вскоре после этого. Семейство перебралось в Бенхэм-Парк, с тех пор Хэмстед-Парк оказался заброшен и пришел в запустение.