Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А сейчас она лежала на просторной кровати, согретая пуховым одеялом, будто и не было несчастного случая, словно ей пригрезился плохой сон.
Почему тогда она не знает, где сейчас находится?
Постепенно до ее слуха начал доноситься разговор в соседней комнате. Двое мужчин, стараясь говорить как можно тише, обсуждали произошедшее.
– У меня до сих пор руки дрожат. Что-то не спасает твой «Джон Уокер»[43].
– Отойдешь, все позади. Скоро твоя принцесса придет в себя. Одного не пойму: как ты оказался у смотровой площадки?
Макс некоторое время молчал, потом ответил:
– Я сел в фуникулер, но, подъезжая к промежуточной станции, расположенной вблизи смотровой площадки, странно себя почувствовал. Холод сжал внутренности, мешая дышать. Не осознавая, что делаю, вышел на станции за глотком свежего воздуха и с намерением найти вас.
– Понятно. Ты глубоко запустил эту девушку в свое сердце. Что будешь делать завтра? Если не ошибаюсь, у нее вечерний вылет?
– Да… – послышался глухой ответ. – Я попрошу ее вернуться.
Маша грустно улыбнулась.
«Милый мальчик. Я недостойна тебя, мой чистый и светлый ангел. Ты еще возблагодаришь небеса, что я ушла».
В этот момент до ее слуха донеслась тихая мелодия мобильного телефона. Она протянула руку к сумке, которая лежала в ногах. Руки задрожали. Звонил человек, который никогда не должен был это сделать. Единственная причина, по которой Ирина Кушнир могла набрать ненавистный ей номер, – это то, что с Денисом произошло несчастье.
Похолодевшими от страха руками Маша откинула крышку телефона.
– Маша? – послышался вкрадчивый голос бывшей подруги. – Ты меня слышишь?
По тембру ее голоса девушка сразу поняла, что все живы.
– Да.
– Почему не берешь трубку? Звоню уже в пятый раз.
Маша молчала, с трудом пытаясь сориентироваться в новой реальности. Голос Ирины прорвался из далекого прошлого, которое она старалась забыть, что ей, к слову сказать, почти удалось. Она не желала возвращаться.
– Я спала, не слышала, – медленно ответила девушка, стараясь прийти в себя от удивления.
– Спала? Ты сейчас трезвая? Можешь говорить? – слова буквально хлестали Машу по щекам.
От недоумения, от проснувшейся злости и обиды голос вмиг обрел твердость:
– Здравствуй, Ира. Я не пьяна и могла бы выслушать тебя, но долгий разговор влетит тебе в копеечку, я в роуминге.
– Ты не в Москве? – разочарованно потянула Ирина. – Где, если не секрет?
– Не секрет. В Швейцарии…
«Вот только где? В каком городе находится отель, где я лежу на кровати?»
Маша спросила нерешительно:
– Что-то случилось?
– Ты в Швейца-арии? – В голосе Ирины прозвучало неподдельное изумление, граничащее с недоверием. – Вот уж не ожидала. Ладно, поберегу свои деньги. Ничего страшного не случилось. Просто мы с Денисом соскучились по тебе. Наберу позже. – И отключилась.
Маша выронила трубку и со стоном откинулась на подушку. Ничего не случилось. Ее сердце сжалось от давно забытой боли.
«Только этого мне не хватало. Он не должен по мне скучать. Это невозможно».
Тихий стук в приоткрытую дверь нарушил ее мысли.
– Мари, ты уже с нами? – В щелку просунулась белобрысая кудрявая голова Клайва. – Вставай, соня! Подойди к окну, оцени сюрприз!
Маша вымученно улыбнулась и послушно встала с кровати. Отодвинув в сторону тяжелую гардину, вскрикнула от восторга. Под ней с высоты птичьего полета сверкал бесчисленными огнями сказочный город. В темном зеркале воды отражались величественные горы, чьи белоснежные вершины терялись среди облаков. Над чудесным незнакомым поселением уже сгущались сумерки.
– Где мы? – выдохнула девушка.
– Мы над Люцерном, в моем любимом Отеле на Холме. Отсюда открывается самый лучший вид на город и на озеро.
– Невероятно… Я не представляла подобной красоты!
Освещенные прожекторами, взмыли к небу позолоченные шпили готического собора; черепичные крыши шестигранных башен замерли по берегам реки. Их соединял кривой деревянный мост, украшенный по обеим сторонам шпалерной геранью.
Фигурные купола крыш старинных домов венчали резные флюгера, мерцающие в последних лучах заката. Яркие огни чудного города плыли, отражаясь в темном зеркале озера. От пристани на другом берегу отчалил колесный ретротеплоход и тут же засверкал иллюминацией подобно елочной игрушке.
С высоты холма ночной Люцерн напоминал рождественскую карусель, искрящуюся разноцветными фонариками, игрушечный городок из детских книжек.
– Клайв, – девушка с трудом оторвалась от магического зрелища, – я должна поблагодарить тебя. Ты спас мне жизнь.
Англичанин отступил в тень, пряча лицо. Потом отшутился как ни в чем не бывало:
– На моем месте так поступил бы каждый разумный мужчина, разбирающийся в женской красоте. Грех бросать в пропасть такое сокровище.
– Клайв! – Маша ткнула его кулаком в живот. Оба весело рассмеялись. – А где Макс? – вспомнила девушка.
– Романтичный фотограф спустился в город. Готовит тебе сюрприз.
Ее сердце больно кольнуло.
– Не верится, что все закончилось и завтра ночью я уже буду в нескольких тысячах километров от вас.
– Увы, Птичка должна лететь. Но она может и вернуться, не правда ли? – Его вопрос прозвучал скорее как утверждение. – Тем более пережитые приключения навсегда останутся в ее памяти.
Маша промолчала, не зная что сказать. Клайв продолжал:
– Загадочная история о последней ведьме закончилась благополучно. Миссия выполнена, больная Урсула уверенно идет на поправку…
– Я чуть не забыла! – Маша рванулась в сторону от окна и схватила с кровати рюкзак. – Выручи меня. Я не успею передать несчастной ее потерянную куклу. Прошу тебя, если располагаешь временем, сопроводи Макса в Кур, верните Урсуле ее игрушку. Поверь, это очень важно. В лечебных целях. Сработает эффект плацебо… – Маша посмотрела умоляющими глазами на отступившего от нее Клайва. – Возьми ее, – произнесла девушка.
Клайв отошел еще на один шаг и уперся спиной в стену. Сумрак комнаты скрыл смертельную бледность его лица и обострившиеся черты. Левая рука англичанина судорожно теребила золотое кольцо.
– Возьми куклу, пожалуйста, – удивленно повторила Маша, протягивая безвольно повисшее тряпичное тельце.
– Благодарю, – послышался незнакомый голос из темноты. – Я выполню твою просьбу.
Маша смотрела, как дрожащие руки Клайва тянутся к игрушке и через секунду прижимают ее к груди как самое ценное на свете.