Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За всю войну 106‑й Уфимский полк дал среди своих офицеров много героев.
Так, кроме бывших в полку георгиевских кавалеров полковника Борзинского и подполковника Симоненко, прибавились новые кавалеры ордена Св. Великомученика Георгия: штабс-капитан Вико и капитан Покровский; поручик Шеин – кавалер Георгиевского золотого оружия; и произведены за боевые подвиги из капитанов в подполковники: Гарныш (убит у деревни Вульки Гал.), Корибский, вышеупомянутый Шеин, Левшановский и Абкович. Все они кадровые офицеры-уфимцы!
Очевидно, боевые заветы покойного доблестного командира полка К. К. Отрыганьева, также награжденного, уже после смерти, Георгиевским золотым оружием за отбитие атак немцев в бою под Сталупененом 25 октября 1914 года (Высочайший приказ 10 июня 1915 г.), все время жили в полку среди офицеров, и несомненно, что и среди унтер-офицеров, и рядовых полка также много проявилось героев, вроде этого молодца – «татарина 16‑й роты», – лопаткой вместо штыка поразившего врага!
Какое счастье, что Уфимский полк получил в лице нового командира полковника Зыкова – героя, кавалера Георгиевского золотого оружия, умевшего воспитывать на самой войне своих офицеров и водившего полк к победам.
Мы, сидя в плену, с умилением читали сообщения в письмах о жизни полка на фронте. Так, поручик Кияшкин (впоследствии – подполковник) писал: «Мы часто вспоминаем о всех вас, находящихся в плену. Командир полка полковник Зыков обыкновенно во время общих обедов в офицерском собрании – на Р. X., Новый год, Пасху (если полку случалось стоять в резерве) – поднимал тост и за всех пленных уфимцев – офицеров и солдат, и тост этот всегда сопровождаем был несмолкаемым «ура»! «Значит, – думали мы, – наш полк хорошо разобрался в трагедии 20‑го корпуса и знает, как мы попали в плен!» Это было для нас величайшим утешением в наших мыслях о позоре плена.
Какое горе, что герои недолговечны: полковник Зыков, водивший свой полк от славы к славе, так скоро погиб в бою, вечная ему память!
Между прочим, из писем того же поручика Кияшкина мы узнали, что полк воевал все время без знамени. Все в полку знали, что знамя во время боев полка в составе 20‑го корпуса было закопано в августовских лесах, но не подозревали, что немцы полтора года спустя, уже в конце 1916 года, нашли и откопали его.
Мы, пленные, первые узнали об этом и горевали тогда, что наше, свышевековое, знамя, найдено и попало в руки врагов… Но вот теперь, спустя семнадцать лет, я читаю в газетах почти аналогичную историю о находке немецкого знамени французами, тоже на месте бывших кровавых боев. Знамя старого гвардейского полка, которым когда-то командовал сам Гинденбург, также найдено было значительно позже того времени, когда происходил бой.
Какая же заслуга приобрести такое знамя не в бою, когда нужен особенный подвиг самопожертвования, а в мирной, спокойной обстановке! И вот, Франция такое знамя возвратила Германии.
Я уверен, что и Германия в свое время также вернет будущей, не большевицкой, России знамя 106‑го пехотного Уфимского полка, тем более что это знамя в опасные моменты самых грозных боев было сохранено полком и только в критический момент было закопано в землю, причем немцы нашли его лишь через полтора года усиленных поисков в Августовских лесах, на месте бывших здесь когда-то сражений, и, конечно, только благодаря предательству.
Ясно, что честь 106‑го Уфимского полка здесь была вполне сохранена, полк на законном основании продолжал существовать и, как мы с восхищением узнали, продолжал победно защищать свою Родину от врага.
А. А. Смирнов – главный организатор. Моя лекция. Первые вечера. Французский спектакль. «Интернациональное представление».
Благодаря разрешению новым комендантом литературно-музыкальных вечеров, спектаклей, концертов и т. п. развлечений, жизнь наша в плену «скрасилась».
Прежде всего сорганизовался литературно-музыкальный кружок, поставивший своей задачей, в первую очередь, дать ряд лекций.
Был среди нас присяжный поверенный – прапорщик А. А. Смирнов, – близкий к Художественному театру в Москве. Он первый прочитал лекцию о Чехове как о писателе и, в частности, как о драматурге. Лектор близко знал покойного Антона Павловича Чехова и с любовью охарактеризовал его личность, творчество и, особенно, его отношение к Московскому художественному театру.
А. А. Смирнов сумел многих из офицеров заинтересовать сценой и привлечь в наш литературно-музыкальный кружок.
Предложено было и мне прочитать что-нибудь на тему или о религии (как ктитору нашей церкви), или о театре, так как многие офицеры (Виленского гарнизона) знали о моем постоянном участии и режиссерстве в любительских спектаклях в Вильне.
В нашем лагере группе офицеров удалось создать довольно солидную библиотечку. Книги с большим трудом выписывались из России, отчасти покупались в Германии, а старые журналы: «Русская Мысль», «Русский Вестник», «Русская Старина», «Русский Архив», «Вестник Европы» и др. присылались нам из России бесплатно по нашей просьбе через заграничные комитеты Красного Креста. Из этих журналов кое-что мне и удалось собрать, как основной материал для моей лекции. Времени было достаточно, и я постарался затронуть обе предложенные мне темы, и 21 декабря 1916 года при большом собрании офицеров, выражаясь по-военному, я «сделал доклад», т. е. прочитал лекцию на тему «Религиозно-нравственное значение литературы и искусства».
Кстати, помещаю здесь сохранившуюся у меня программу этой моей лекции.
21 (8) дек. 1916 г. Лагерь Гнаденфрей.
Помещение литературно-музыкального кружка. Доклад подполковника Успенского.
Религиозно-нравственное значение литературы и искусства.
Программа:
Цель христианства и цивилизации – лучшее будущее на земле («Царство Божие»).
Значение литературы вообще. Русская литература – руководительница общественного мнения.
Отношение к ней религии.
Главная черта русской литературы – «проповедь Евангелия и жалости». Идеалистический пессимизм в творчестве Л. Н. Толстого, Достоевского, Тургенева и др. русских писателей.
Религиозно-нравственное значение искусства вообще.
Музыка. Священное значение вокальной и инструментальной музыки при Богослужении.
Театр. Отношение к театру Церкви. Ложные понятия о «нравственности искусства» и обвинение против театра.
О высшем назначении театра. Великие художники сцены.
Заключение: несокрушимость веры в «Царство Божие» на земле.
Начало доклада в 8 ч. в.
Лекцию закончил я декламацией стихотворения Надсона:
Друг мой, брат мой!
Усталый, страдающий брат!
Кто б ты ни был, не падай душой…
… Верь, погибнет Ваал и вернется на землю любовь!..