Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я не могу долго злиться на нее. Эбби так переживала из-за тебя и нашего ребенка. – У него сбивается дыхание. – Так переживала. Думаю, потому она и попала в больницу. От любой еды и стресса ее постоянно тошнит.
От злости и стыда хочется провалиться сквозь землю. Я снова чувствую себя чудовищем.
– Я бы никогда не навредил ей, – подрагивающим голосом говорю я. – Никогда бы не навредил ребенку.
– Навредил маме? – Алан потрясен. – Мы не боялись, что ты навредишь ей. Или ребенку.
– Но ты сказал…
– Мы беспокоились о тебе, Деклан. – Он разворачивается лицом ко мне. – Мы боялись, что ты навредишь себе.
Я прижимаю руки к животу и крепко зажмуриваюсь.
– Ты об этом не подумал? Каждый раз, когда ты выходишь из дома, она переживает, как бы ты что-нибудь с собой не сделал.
Нет. У меня и в мыслях такого не было. Мне вспоминается лицо мамы в тот день, когда я вернулся с танцев; то, как она вглядывалась в мои глаза; нежность ее пальцев, убирающих волосы с моего лица.
– Она не разговаривает со мной. – Голос срывается. – Она ничего не сказала даже сегодняшним утром.
– Эбби чувствует себя виноватой, – тихо отвечает Алан. – Боится сказать не то и тем самым еще сильнее тебя отдалить. Она безумно страшится тебя потерять.
– Ты не можешь знать этого наверняка. – Я шмыгаю носом и вытираю глаза рукавом.
– Эх, парень. Да она только об этом и говорит. – Он кладет ладонь на мое плечо.
Я напрягаюсь и утыкаюсь взглядом в руль, но Алан не убирает руки.
– Тогда почему она не говорит со мной?
Алан медлит с ответом.
– Не знаю. Она не идеальна. Как и все мы. Мне кажется, она не знает, как это все исправить. Я уж точно не знаю, как это сделать. Но еще пятнадцать минут назад мне бы и в голову не пришло, что мы с тобой будем вести нормальный разговор. Поэтому, может быть, все наладится.
Может быть.
– Если я задам тебе один вопрос, – тихо спрашивает он, – дашь мне на него честный ответ?
Я киваю. В ушах еще звучат его слова: «Мы беспокоились о тебе, Деклан». Они заполняют каждый уголок моего сознания.
– Тебе приходит в голову мысль повторить то, что ты сделал?
Как же хорошо, что на улице темно! Я не могу заставить себя посмотреть Алану в глаза. Зря пообещал ему честный ответ.
– Иногда. Не так, как… в ту ночь. Но… иногда.
Он кивает.
– Ты никогда не хотел об этом с кем-нибудь поговорить?
– С психотерапевтом?
– Да. Я предложил Эбби сходить на сеанс всем вместе. Или к психотерапевту может сходить она одна, или вы вдвоем, или только ты, или…
– Хорошо.
Согласие дается мне легко. Я чувствую себя измотанным. Опустошенным. Я не настолько оптимистичен, чтобы думать, будто наш разговор – начало чудеснейших отношений с Аланом, но достаточно безумен, чтобы в моем сердце вспыхнула искра надежды. Я тоскую по маме. Хочу снова чувствовать, что являюсь частью чего-то большего.
– Я пойду.
– Я рад. – Алан сжимает мое плечо и убирает руку. – Твоя мама будет счастлива.
– Я готов на все, чтобы сделать ее счастливой.
– Знаю, – отвечает он. – Я тоже.
От: Деклан Мерфи
Кому: Джульетта Янг
Дата: среда, 9 октября, 22:21:07
Тема: Прокладывая новые пути
Думал, проведу эту ночь у Рэва. Утром я поскандалил с Аланом и мамой и решил, что это конец. Сказанного нами не вернуть. О новом пути можно и думать забыть. Утренний разговор был как взрыв ядерной бомбы: последствия неизбежны.
Но вечером у Алана сломалась машина. Я помог ему ее починить. Мы поговорили. Впервые за все время нашего знакомства. Он предложил нам сходить на сеанс семейной терапии. Я согласился.
Ты не представляешь, как трудно писать тебе под своим настоящим именем. Я восстановил аккаунт Мрака, но желания пользоваться им больше нет. Я будто прятался за этим ником.
Да так оно, собственно, и было. Поэтому вот он я перед тобой, настоящий. Я должен был признаться тебе в этом еще тем вечером, на главной дороге. Я должен был признаться тебе в этом уже сотню раз. Надеюсь, ты не думаешь, что я пытался тебя обмануть. На самом деле все наоборот. Я пытался обмануть себя. Я был не готов лишиться нашего откровенного общения.
Папа задремал на диване под какой-то документальный фильм. Он вздрагивает, когда я вхожу в гостиную, нашаривает пульт и выключает телевизор.
– Я думал, ты уже легла спать.
– Еще нет.
Я действительно уже лежала в постели, но не спала, а читала письмо на мобильном, поглаживая пальцем имя Деклана.
Он прав. Мы прятались.
Папа, зевнув, трет глаза, затем внимательно смотрит на меня.
– Ты в порядке? Подогреть тебе молока, чтобы заснулось хорошо?
Я улыбаюсь, но уголки губ подрагивают.
– Пап, мне не шесть лет.
Он отвечает мне улыбкой, но под глазами у него залегли тени, а во взгляде читается беспокойство. Он переживает за меня.
Мистер Жерарди не рассказал ему о фотографиях. Позвонив папе, он объяснил, что я проявляла мамину пленку, расстроилась из-за увиденного и уничтожила ее.
Он из трусости смолчал? А я? Тоже трушу?
– Посидишь со мной? – спрашивает папа.
Я собираюсь отказаться, так как мы уже давным-давно не проводим время вместе, но он протягивает руку и похлопывает по подушке рядом с собой.
– Иди ко мне, – зовет он, мягко поддразнивая меня. – Посиди со своим стариком, чтобы потом рассказать детишкам, как я тебе надоедал.
Я плюхаюсь рядом с ним. Он обнимает меня рукой за плечи и прижимает к себе. Тепло его тела окутывает меня, и я чувствую себя любимой и защищенной.
Я столько лет идеализировала маму и яркость ее натуры, сравнивая папу со скучнейшими оттенками серого и не замечая, что он все это время был прямо здесь, рядом со мной.
А она была с кем-то другим.
– Тсс, – успокаивающе шепчет папа.
Поняв, что плачу, я прижимаю пальцы к глазам. Папа еще крепче обнимает меня, поглаживая мою руку.
– Может, поговорим? – спрашивает он.
– Я не… – Голос срывается, и приходится начать заново: – Не хочу причинить тебе боль.
– Причинить боль мне? – Папа целует меня в лоб. – Этого не случится. Скажи, что причиняет боль тебе.
Я смотрю в его полные сострадания глаза, и на мои собственные опять наворачиваются слезы.