кедровой дранки. В этом бунгало, как мы сразу с Борисом окрестили это причудливое сооружение, пришлось нам прожить до самой осени, но оно нас надёжно укрывало от дождей, жаркого солнца и ветров. Отец, наш главный мастер на все руки, соорудил железную печурку, склепал из жести высокую трубу и вывел её на пологую односкатную крышу, и мама с первых дней уже могла готовить нам всем пищу не под открытым небом.

А дом строился довольно медленно. Хотя отец и заготовил тут же рядом, в распадке, необходимое количество кругляка из кедровых стволов (тогда ещё никаких заморочек в этом плане не было), подтащил брёвна к месту стройки с помощью арендованной в хозцехе рудника лошади и ошкурил их, но до укладки в сруб их надо было ещё хорошо просушить. Да и строить дом отцу приходилось только в свободное от трёхсменной работы время, а делать это, если кто знает, очень даже непросто. Но мама и я, помогали ему, как только могли. Кроме того, у отца в первый год работы на новом месте заработки были очень уж мизерными. Его здесь приняли в бригаду слесарей, занимающихся в основном ремонтом вагонеток, которыми вывозили на поверхность из забоев руду и породу. Работали слесаря на поверхности, и оплачивался их труд на порядок меньше, чем даже в бригадах откатчиков, для которых предназначались эти самые вагонетки, не говоря уже о бурильщиках и взрывниках, работающих непосредственно в горных забоях. У них, понятно, оплата труда была особенно высокая, поэтому и пробиться туда на работу было очень и очень непросто. А расходы, связанные не только со строительством дома, но и элементарно с пропитанием, были немаленькие, ведь у нас в это лето не было даже собственного огородика, без которого в те годы практически для подавляющего большинства жителей нашей страны прожить было ещё просто немыслимо. Но тут и нам с мамой подвернулась посильная работа, дающая для семьи тоже некоторый доход.

Дело в том, что строились здесь не только мы одни. Молва о высоких заработках на горных работах заманивала сюда всё новых и новых людей, однако поскольку жилья для них никто здесь не готовил, приезжим приходилось его строить для себя самим. И мы тут оказались в довольно выигрышном положении, так как не каждому удавалось поселиться непосредственно в лесу, как нам, например. Дело в том, что для кровли домов в этих лесных местах, за неимением тогда ещё другого подходящего материала, использовалась в основном только кедровая дранка. Мы сначала готовили её только для себя: огромные кедры стояли совсем рядом и по руслу ручья, и на склонах распадка, и ходить далеко не надо было. Отец выковал в кузне мехцеха рудника из широких мазовских рессор прочные ножи для выработки дранки, из дубовых чурбаков сделал увесистые колотушки и наглядно показал нам с мамой, как надо делать эту самую дранку. Из всех пород деревьев для изготовления дранки в основном использовался только кедр с его мягкой древесиной, у которой всегда почти на две трети ствола практически не было глубоко вросших сучков, как, например, у той же ели. Надо было двуручной пилой свалить как можно более толстое дерево, распилить ствол на чурки размером 100–120 сантиметров, расколоть чурки с помощью колуна, топора, дубовых или берёзовых клиньев и тяжёлой колотушки пополам, а потом каждую половинку надо также расколоть на сегменты с шириной по внешней дуге в 10–12 сантиметров, и только потом каждый такой сегмент с помощью толстого и широкого ножа из рессорной стали и более лёгкой берёзовой колотушки расщеплялся на ровные пластины толщиной 10–12 миллиметров. Вот и вся недолга. Потом готовая дранка укладывалась в аккуратные стопки, один слой поперёк следующего, сверху вся стопка придавливалась чурбаками из оставшихся отходов. Через несколько дней просохшие и ровненькие кедровые пластинки были уже готовы и для кровли вместо дефицитного тогда шифера, или для оград вместо так же ещё дорогого в то время и в тех местах, поскольку никто его там тогда и не готовил, а привозной издалека был довольно не дёшев.

Совсем скоро я довольно неплохо освоил это дело, и помощь мне нужна была только при валке деревьев и последующей их разделке на чурки. Довольно быстро у нас появились и заказчики, а за ними новые и новые. Для семьи это было немалое подспорье. К концу лета у нас появились даже постоянные заказчики на заготовку дров, для чего мы использовали в основном отходы от производства дранки, а также повреждённые при валке кедра и елей деревья лиственных пород. Кроме того, в лесу стояло немало добротного сушняка разных пород, из которого получались тоже хорошие дрова. Распиленные на чурки деревья я раскалывал на поленья и укладывал в длинные поленницы. Приезжал заказчик, замерял поленницу, платил наличные и уезжал восвояси.

Вот так мы общими усилиями и выживали. С сентября, правда, мои заработки практически закончились. Но по воскресеньям, когда не надо было идти в школу, мы по-прежнему с мамой уходили в лес с пилой и топором, чтобы хоть немного заготовить дров на продажу – спрос был большой. Так продолжалось до глубоких морозов. А там и у отца появился неплохой заработок. Как-то ему удалось отремонтировать надёжно и быстро погрузочную машину, работающую на сжатом воздухе в проходческих забоях на погрузке в вагончики отбитой породы. Отец неожиданно для всех проявил довольно рациональный подход при ремонте рабочих поршней этих машин – самого больного места у этого агрегата в ту пору. Главный инженер рудника крайне удивился простоте и надёжности этого неожиданного решения, и с той поры ремонтировать погрузочные машины доверяли только отцу. А через год его уже взяли в комплексную проходческую бригаду, занятую пробивкой новой штольни под рудным телом в сопке, навстречу уже действующей штольне. Жизнь, как говорится, стала налаживаться. Но первый год всё-таки был ещё очень трудным. Правда, зимовали мы всё же под крышей в собственном доме, хотя вместо струганных половиц на балки над подвалом были уложены временно толстые плахи, наколотые из стволов пихты, и вместо нормальной печи была тоже временная – железная, которую всю зиму приходилось топить почти беспрерывно, благо в дровах недостатка не было. И электричество к зиме так и не смогли подтянуть к дому, и пришлось для освещения использовать только керосиновую лампу и шахтёрскую карбидку, с которой горняки обычно работали в забоях. А зимой ночи длинные, и начинаются они очень уж рано, а читал я в ту пору достаточно много, и делать это