приходилось только при таком допотопном освещении, поскольку другого просто не было. И, следовательно, глазам моим в этих еженочных бдениях, и без того уже начинавших слабеть в те годы, доставалось немало. Но это всё тогда уже казалось какими-то незначительными мелочами.

А 1 сентября 1951 года я пошёл в девятый класс единственной тогда на весь горняцкий Кавалеровский район средней школы, которая находилась в двенадцати километрах от нашего дома. И только через два месяца с небольшим мне должно было исполниться шестнадцать мальчишеских лет…

2

Как я уже говорил, в ту пору во всём этом отдалённом районе в самом сердце Сихотэ-Алиня была всего одна полная средняя школа. Собственно, она и построена-то была именно только к сентябрю этого года. Причём в новенькие, ещё не обжитые школярами классы, первого сентября из старшеклассников пришло всего девять человек – поначалу таким и был наш девятый класс. А десятого класса в том году вообще пока не было. Восемь ребят из нашего класса жили с родителями непосредственно в самом райцентре – посёлке Кавалерово. И только я один проживал на «периферии» – то есть в горняцком посёлке Хрустальный, находившемся в двенадцати километрах от райцентра.

Школу, эту двухэтажную белоснежную красавицу, построили здесь заключённые, которые жили тут же, в посёлке, в бараках за высокими заборами. Лагеря было два. Один из них находился за околицей на пустыре, справа от дороги, идущей в сторону Хрустального. Другой, с колючей проволокой поверх трёхметрового забора красовался в самом центре Кавалерово и совсем недалеко от школы, которую и построили эти его режимные жители. Каждое утро распахивались широкие ворота этого особого микрорайона райцентра, и на его центральную улицу выходили длинные колонны заключённых, сопровождаемые бравыми автоматчиками с ППШ на груди, нацеленными на их подопечных. Колонны неторопливо проходили мимо нашей школы, а параллельно им по тротуару резво спешили на уроки мальчишки и девчонки с тяжёлыми портфелями и просто сумками, набитыми книгами и тетрадями. Они, казалось, совсем не замечали этих людей в колоннах, одетых в однообразную лагерную форму, даже вроде бы и не смотрели в их сторону. Но эти, одинаковые, на первый взгляд, люди, совсем из другой и прямо-таки совершенно потусторонней жизни, возводящие в этом глухоманном посёлке жилые и общественные здания для его законных жителей, просто поедали глазами всех этих пробегающих мимо нарядных школьников, причём каждый по-своему, как говорится, в меру испорченности своей собственной натуры. Иногда и реплики двусмысленные слышались из глубины этих слитных колонн. Какой-нибудь балагур-самоучка, заметив справа на тротуаре стайку возрастных девчонок-подружек из старших классов, спешащих к школе, например, с лихой безбашенностью вдруг весело спрашивает:

– Девочки, вы ещё учитесь?

И одна из девчоночьей стайки, заглотив опрометчиво потайную наживку, искусно спрятанную в прозвучавшей фразе, жеманно отвечает:

– Да, учимся!

– А мы думали, что вы давно уже…

И охальные слова концовки фразы заштатного лагерного весельчака тут же тонут в обвальном хохоте всей колонны.

Строгие охранные автоматчики прячут улыбки «в пшеничные усы», а сконфуженные девчонки наперегонки бегут к школе, обгоняя злорадно ухмыляющихся им вдогонку мальчишек-одноклассников.

Но это так, к слову, своеобразная картинка с натуры…

А новая школа, действительно, была красивая и уютная, с большой спортивной площадкой на заднем плане. Нас, девятерых девятиклассников, определили в просторный класс на солнечной стороне второго этажа. Двери из учебного класса выходили прямо в большой спортивный зал, занимавший всю северную часть второго этажа с окнами на задний школьный двор со спортивной площадкой на нём. По праздникам и другим торжественным общешкольным дням этот спортивный зал превращался в актовый. Здесь же ребята писали письменные экзаменационные работы по математике, русскому языку и литературе, а также проводились по окончании экзаменов выпускные вечера.

Буквально через неделю в школу пришло пополнение. Правда, думаю, его заметили в основном только старшеклассники. Так, появился сразу ещё один класс – десятый, хотя в нём было всего 9-10 человек. Однако особенно внушительно пополнился наш девятый класс – у нас сразу прибыло почти два десятка одноклассников. Были это, главным образом, дети офицеров артполка, размещённого в посёлке Кенцухе, и работников единственной на весь район электростанции, действовавшей там же. Эта дизельная электростанция снабжала электроэнергией райцентр и все горняцкие посёлки в районе, а также единственный в округе колхоз имени Чапаева. Позже, ближе к весне, нас всем классом как-то возили на экскурсию на эту электростанцию, и там я впервые увидел в работе огромные дизели знаменитой ленинградской марки «Русский дизель». Через много-много лет, когда я уже работал на Славянском судоремонтном заводе, я снова встретился с этими огромными энергетическими махинами, которыми были снабжены в ту пору многие советские морские пассажирские и транспортные суда, приходящие на ремонт в бухту Славянка на юге Приморья. Тогда они уже не производили на меня такого потрясного впечатления, как в годы школьной юности. Упакованные в стальное чрево огромного океанского лайнера, они казались вполне естественной частью этого гигантского судна. А вот здесь, в тайге среди дремучих островерхих гор, они и в самом деле просто поражали юное воображение своим величием и прямо-таки богатырской могутностью.

Этот посёлок Кенцухе, сейчас он носит совсем другое название, был расположен километрах в пятнадцати от Кавалерово, и этих новеньких наших одноклассников каждый день возили в школу специально выделенным для них автобусом. Было заметно сразу, что большинство из них из довольно интеллигентных семей. Они были довольно хорошо эрудированы по всей школьной программе и более прилично одетые в отличие от нас, детей простых рабочих, горных инженеров и обычных служащих. И никто из них совсем не кичился этим, даже не было минимального проявления с их стороны какого-либо превосходства над нами, детьми этих по сути самых глухоманных мест. Нас, «аборигенов», сразу рассадили среди новичков, и тут же все различия между нами как-то незаметно стерлись. Меня посадили на первую парту первого от двери ряда вместе со Славой Логайко, так мы с ним и просидели до конца учебного года. Этот рослый, спортивного телосложения парень хорошо разбирался в математике, я был тоже не слабак по этим предметам, и мы вдвоём сразу стали любимцами нашей самой лучшей в школе математички и одновременно удивительно умной и доброй классной руководительницы Виргинии Иннокентьевны Зарубиной.

В школу я пошёл тоже в довольно приличном наряде. Мама перелицевала старый морской китель отца, купленный ещё в войну на городском рынке в Петропавловске-Камчатском, и сшила из него хорошую куртку по мне, с карманами и с настоящими моряцкими пуговицами в ряд. Одним словом, выглядел я