– Жаль мне тебя.

– Почему? – вслед ему спросил Мандрас, но ответа не получил.

За спиной прогремел мощный голос, и капитан Корелли, поглощенный чтением памфлета, чуть не умер от испуга.

– Ищущие души моей для разрушения ее да снизойдут в глубины подземные, и падут от меча, и станут пропитанием лисиц, и да направит Господь в них стрелу свою, и пронзит их внезапная рана!

Корелли подскочил и оказался лицом к лицу с патриаршей бородой и пылающим взором смотревшего на него через стену отца Арсения, который в последнее время взял в привычку пугать ничего не подозревающих итальянских солдат посредством громоподобных импровизаций на греческие библейские тексты. Оба уставились друг на друга: Корелли – держась рукой за сердце, Арсений – размахивая самодельным епископским посохом.

– Калиспера, патир, – сказал Корелли, чье понимание греческого этикета совершенствовалось. На что Арсений сплюнул в пыль и провозгласил:

– Да будет время гнева Твоего печью раскаленной для них, и поглоти их во время ярости Твоей, и да пожрет их пламя! Истреби все плоды их от земли данные, и семя их от детей рода мужского, оттого что замыслили они умысел злобный, коий сотворить не достанет сил у них!

Глаза священника пророчески закатились, а Корелли, несмотря на то что ничего из сказанного не понял, умиротворяюще произнес:

– Совершенно верно, совершенно верно.

Арсений снова плюнул, втер плевок ногой в землю и указал на капитана в знак того, что тот также будет измельчен в пыль.

– Совершенно верно, – вежливо улыбаясь, повторил Корелли, после чего Арсений вперевалку удалился – с видом, который должен был выражать омерзение и абсолютную уверенность в сказанном.

Капитан вернулся к чтению памфлета, но его прервали доктор и Пелагия, которые вернулись с врачебного обхода, а также прибывший на джипе Карло Гуэрсиа. Корелли поспешно спрятал документ в китель, но доктор успел мельком заметить его.

– Ага, – сказал доктор, – у вас, я вижу, тоже есть экземпляр. Забавно, не правда ли?

– Хрен с ней, с войной! – весело сказал Карло, входя во двор со своим обычным приветствием. Он стукнулся лбом о нижнюю ветку оливы, на которой имел обыкновение раскачиваться Мандрас, и некоторое время стоял оглушенный.

– Вот вечно со мной так. – Он сконфуженно улыбнулся. – Ведь пора бы уже запомнить, что она здесь.

– Не нужно быть таким высоким, – сказал доктор. – Это указывает на отсутствие предусмотрительности и трезвого расчета. Был один французский король, который умер от чего-то подобного.

– Ну, я, похоже, жив, – ответил Карло, трогая указательным пальцем наливающийся синяк. – Памфлет видели?

– Вообще-то, как раз сейчас капитан пытается его спрятать, – весело сказал доктор.

– Британская пропаганда, – проговорил капитан, притворно изображая полное отсутствие интереса.

– Этой ночью не было никаких самолетов, – сказал Карло. – Когда они прилетают, все вокруг гремит и трясется, а на этот раз ничего не было.

– Значит, это не англичане, – радостно сказал доктор– Полагаю, кто-то у вас здесь имеет доступ к печатному станку и отличную службу доставки. – Увидев, что Карло покраснел и сердито смотрит на него, он сообразил, что лучше не разговаривать. – Так вы говорите, просто британская пропаганда? – неловко прибавил он, пожимая плечами.

– Это должен быть тот, кто много знает, – сказала Пелагия, – потому что все там правда.

Корелли, покраснев от гнева, резко выпрямился. Ей вдруг показалось, что он сдерживается, чтобы не ударить ее. Достав из кителя брошюру, капитан театрально разорвал ее пополам и бросил листки козленку.

– Это куча дерьма – и больше ничего, – объявил он и направился в дом.

Оставшиеся обменялись взглядами, и Карло насмешливо изобразил, что дрожит от страха. Потом посерьезнел и сказал Пелагии:

– Пожалуйста, извините капитана. Не говорите ему, что я сказал это, но вы должны понять, что в его положении… В конце концов, он офицер.

– Я понимаю, Карло. Он не признался бы, что это правда, даже если бы сам все написал. А вам не кажется, что это мог написать грек?

Доктор нахмурился.

– Какая глупость.

– Я просто подумала…

– Кто из греков может все это знать? И кто из греков умеет у нас писать по-итальянски? И у кого из греков есть транспорт, чтобы разбросать их по всему острову? Не глупи.

Но Пелагию гипотеза воодушевила.

– Во многих местах «R» написано как «Р», а это свойственная греку ошибка. Потом, итальянец мог дать греку всю информацию, они составили всё и напечатали, а затем итальянец мог развести это повсюду на мотоцикле или еще на чем-нибудь… – Она победно улыбнулась и подняла руки, показывая, как все это просто. – И в любом случае, всем известно, что люди слушают Би-би-си.

В присутствии Карло она сочла неблагоразумным ссылаться на то, что жители деревни слушают передачи, набившись до отказа в большой чулан кофейни и яростно накурив там, а потом, давясь от кашля и захлебываясь в обсуждении, вываливаются оттуда и несут новости домой женам, которые в свою очередь передают их друг другу у колодца и на кухнях. Ей было неизвестно, что итальянские солдаты делают абсолютно то же самое в своих казармах и на квартирах: иначе почему все на острове рассказывают про Муссолини одни и те же анекдоты?

Карло и доктор посмотрели друг на друга, опасаясь, что раз Пелагия смогла просчитать это, то сможет и кто-нибудь еще.

– Не умничай, – сказал доктор, – а то мозги из ушей полезут. – Была такая детская поговорка.

Пелагия, увидев беспокойство отца и Карло, вспомнила, что перед войной компартия дала Коколису ручной печатный станок для выпуска партийной пропаганды. А у Карло имелся джип. Она потрясла головой, как бы прогоняя из нее такие мысли, а потом у нее возник вопрос: где же они смогли достать набор латинских литер? Облегчение появилось на мгновенье и пропало, когда она припомнила, что у отца – какие-то договоренности quid pro quo[125]с толстым ипохондриком-интендантом, обладателем трудноизлечимых мозолей. Она перевела взгляд с Карло на отца и почувствовала, как горло ей перехватил приступ ярости: если это они, и это тайный сговор, то какие же они глупые и безответственные! Разве они не понимают, насколько это опасно?

– Беда с мужчинами… – начала она и, не закончив фразы, последовала за капитаном в дом. Схватив Кискису с кухонного стола, она прижала к себе зверька, словно этим можно притупить чувство опасности.

Карло и доктор, стоя рядом в неловком и красноречивом молчании, развели руками.