На внутренней стороне крышки, как всегда случалось, когда артефакт чувствовал хозяина, замерцал выгравированный символ, какой никогда не упоминался в большой книге темных рун. Кайден сумел расшифровать витиеватый знак. Он и руной-то совсем не был — инициалы «К.Н.В», искусно переплетенные со знакомым именем «Лерой». Часовые стрелки резко встали, и вдруг мягко провернулись, настраиваясь на правильное время. Колотившееся внутри корпуса сердечко успокоилось. Часовой механизм начал исправно и послушно отщелкивать секунды.

Валерия Уварова, девушка, которую он едва не использовал на кухонном столе, даже не потрудившись донести до кровати, создала для него светлую, теплую магию, способную согреть в темном, ледяном Абрисе, какую умела создавать только она. Часы принадлежали ему, из Тевета вытащили его, но похитить-то пытались Леру…

В груди разлилась ледяная ярость.

— Мне просто интересно, — глядя из-под бровей на Питера, нехорошо усмехнулся Кайден, — ты собрал столько боевых магов потому, что боялся теветской девчонки?

Тот сглотнул.

— Решили захапать все и сразу, Макалистеры? И власть, и ворота?— вкрадчиво уточнил он, спокойно выходя из круга, ведь его-то темная магия не сковывала. — Как там говорил мой будущий тесть? Тот, кто создаст новое перемещение, будет управлять двумя мирами? Нельзя быть такими жадными.

— Не приближайся! — пролепетал Питер. — Иначе они тебя убьют!

— Ты сам-то в это веришь?

— Возьмите его! — рявкнул мелкий гаденыш.

Сотканный из тени меч наследника Вудсов в мгновение ока рассек воздух, оставив после себя алый след. Паладины замешкались на долю секунды, и бездыханный Питер, широко тараща пустые глаза, кулем свалился на пол.

— Все еще хотите драки? — тихо спросил Кайден, глядя на будущих сородичей.

Во время боя он мгновенно сосредотачивался и очищал сознание. Не позволял себе ни одной посторонней мысли, ни одной лишней эмоции, чтобы не пропустить чужого удара, но сегодня все шло наперекосяк. Дурной день для битвы, из головы никак не получалось выкинуть образ девушки со стальными глазами темного мага.

Кайден почувствовал, как руку обожгло. На рубашке выступило алое кровавое пятно, и зверь, сидевший внутри, взревел. Он жаждал свободы и мщения. Острый клинок в руках взорвался черным дымом. Облако росло и сгущалось, заставляя кидавшихся, как шакалы, противников, почуявших высшую магию, пятиться. И вот в ногах у Кайдена, щеря ядовитые клыки, шипел огромный смертоносный змей.

— Ничего личного, парни… — тихо вымолвил он, резким движением руки отправляя зверя на охоту.

Едва заточенная в теле наследника мощная магия высвободилась, в голове словно рухнула стена. Воспоминания, невозможно живые, четкие и яркие, вставали на место, возвращались кусочки разбитой мозаики. Мысли, образы, события — каждый осколок в свой уголок, чтобы собраться воедино, вернуть прошлое…

И когда зверь насытился, окропил стены святилища чужой кровью, оставив в живых лишь тех, кто владел магией перемещения и сумел смыться, Кайден вышел в ночь. Он был все тем же человеком, которым являлся с утра, только теперь помнил больше, дышал глубже и боялся сильнее.

Когда в заскорузлой, запятнанной рубашке он вошел на лекарский этаж Башни в Белом замке, то перебирал в голове причины, почему не должен убивать бывшего лучшего друга. Зверь внутри довольно урчал. Впрочем, Кайден собирался обойтись без магии…

Кто-то из лекарей попытался выйти в коридор и, увидев молодого хозяина по уши в крови, охнул:

— Господин наследник, вам нужна помощь!

Видимо, в лице «господина наследника» прочиталось нечто такое, отчего бедняга, забыв про знахарский долг, моментально заперся в спальне и, скорее всего, прочитал молитву.

Рой закрылся на ночь, как чувствовал, подлец, что лучше забаррикадироваться. Кайден громко постучал, вероятно, разбудив весь этаж. Когда заспанный, сощуренный друг возник в приоткрытом дверном проеме, то гость без слов и предупреждений мощным ударом впечатал кулак подлецу в нос.

— Ты охренел?! — рявкнул Рой, закрывая лицо руками, из-под ладоней потекла кровь. — Ты мне сломал нос, кретин! У тебя вечер не задался?

— У меня последние полгода не задались, говнюк! С тех самых пор, как ты подмешал Золотые капли. Ведь это они были, да? — не обращая внимания на то, что друг скривился от боли, он вздернул его за шиворот. — Какой к чертям собачьим большой взрыв? Ты меня опоил этой гадостью? Говори.

— Твоя Валерия меня простила!

— Да дура она, прости господи, мало что магию умеет создавать! — рявкнул Кайден, вдруг почувствовав, что злость сдулась, и накатила почти невыносимая усталость. Каждую мышцу ломило, как при лихорадке. Зверь всегда сжирал магии больше, чем мог позволить наследник. Оттолкнув знахаря, он буквально упал на стул, стараясь сделать вид, будто величественно опустился сам, и колени вовсе не подломились.

— Черт, мне надо вправить нос, — промычал Рой и только тут заметил, что разъяренный приятель был в крови. — А тебя, похоже, надо зашивать...

— Она простила тебя, — вдруг ясно осознал Кайден, — но меня никогда не простит. Не после того, что происходило в этом проклятом замке, не после сегодняшнего...

— Знаешь, кретин, вы друг друга стоите, — фыркнул знахарь. — Все ваши проблемы решаются одним честным разговором и парой хороших перепихонов! Проклятье, как нос-то жалко…

— Эй, приходи в себя!

Кто-то похлопал меня по щекам, несильно, но и без особенной деликатности. С трудом разлепила воспаленные веки. Перед глазами плыло, и сознание снова ускользало, погружая меня в беспамятство, липкое и засасывающее, вовсе не похожее на сон.

Неожиданно сверху хлынула ледяная вода. Приходя в себя, я сипло закашлялась, и захлебнулась в неприятных ощущениях. Тело ломило, голова болела, промокшее насквозь платье (как у принцессы Теветской, что б его) льнуло к телу. Пол подо мной был ледяным, и холод студил до самых костей.

— Доброе утро, госпожа Уварова, — рядом со мной присел мужчина, и через туман мне с трудом удалось в нем узнать Рана Макалистера. — Или теперь правильнее говорить госпожа Вудс?

Я молчала, пытаясь перебороть вдруг подступившую к горлу тошноту.

— Не пойму, девка меня не слышит или делает вид? — поднялся он. — Предупреждал же, что она не должна пострадать!

— Господин властитель, но вы говорили, что у нее самое важное руки, — замялся кто-то.

— Кретины! — Макалистер был страшно недоволен тем, что мне никак не удавалось перебороть дурман от гадости, какой пропитали тряпку. — Плесните еще воды!

— Не надо, — выставила я руку, как оказалось, одну из двух важнейших частей тела, — больше не поливайте.