Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она невольно отшатнулась. Он двинулся за ней.
– Нектар! Как благоухает твой нектар, Незабудка!
Его голос обволакивал, лишал воли, но с нею и страха. И поэтому, когда адская тварь приблизилась вплотную, Мифэнви уже не стала шарахаться, наоборот, доверчиво потянулась навстречу.
– Твой нектар так сладок! Я хочу его! – острые клыки раздвинули его губы.
Прерывистый шепот гипнотизировал. Она сама откинула назад волосы, обнажая и подставляя шею.
Его ладонь, холодная, словно затянутая в кожаную перчатку, легла на шею с другой стороны, он наклонился, и она чуть зажмурилась, ожидая укуса.
Но нежной кожи коснулся лишь жаркий поцелуй.
– Открой глазки, Мейв, дорогая, – голос был его обычным, хрипловатым и чувственным.
Она распахнула глаза, он грустно улыбнулся ей.
– Я никогда не сделаю с тобой ничего такого, – проговорил Колдер, поднося к губам ее тонкую ладошку и тотчас же отпуская, заискивающе заглядывая в глаза.
– Как я рада, что она соврала! – Мифэнви порывисто обняла его.
Он запутался пальцами в ее волосах.
– Она никогда не врет, но иногда ошибается. Если ты о старухе.
– Кто она?
– Сивилла. А может быть – мойра. Кто знает… Пожалуй, даже Старейшины тебе не ответят…
– Хорошо, что ошибается, – почти счастливо выдохнула Мифэнви, еще теснее прижимаясь к нему…
– Нет, хорошо, что ты есть у меня, моя Незабудка, – руки скользили по узкой спине, путая мерцающие в сумерках локоны…
И нежный поцелуй стал печатью на контракте их взаимного доверия…
Графство Нортамберленд, Морпет, отель «Парнас»
Меньше всего Аарон Спарроу хотел видеть этого человека. Хотя – человека ли? Спарроу готов был побиться об заклад, перед ним – сущий дьявол.
Он стоял в дверном проеме, сложив на груди руки и вперившись в Аарона тяжелым взглядом. На вид ему было чуть более тридцати. Огромный, массивный, с тяжелым подбородком и низким лбом, он напоминал бульдога. А горевшие злобой карие глаза лишь усиливали сходство. Левую сторону его лица прикрывала полумаска. А одежда, хоть и была весьма добротной – уж что-что, а хорошую шерсть Спарроу разглядит всегда, – но сидела на нем, будто на тумбе. В целом его облик производил весьма отталкивающее впечатление, несмотря на длинные, до плеч, светло-русые волосы, переливавшиеся в отблесках свечей.
Спарроу невольно поежился. Впрочем, сразу, как только он понял, подойдя к своему номеру в отеле, что у него гость и какой именно, захотелось повернуться и рвануть прочь. Но трусливая душа, короткие ножки и обширный живот сильно мешали расторопности. Поэтому теперь оставалось лишь стоять здесь и цепенеть, судорожно вытирая пот.
– Ты передал то, что я просил, по назначению?! – гаркнул пришелец, нагло отламывая у цыпленка, заказанного Спарроу на ужин, бедро и кладя его в рот целиком. Истинный великан-людоед, подумалось незадачливому хозяину номера, но ответил он другое, сюсюкая и лебезя:
– О, конечно же, любезный сэр! И видели бы вы, какой скандал разыгрался! Я очень удачно изобразил оскорбленную невинность!
– И поэтому ты целых три дня не спешил ко мне с докладом? – этот бульдог приподнял густую бровь.
– Ах, великодушнейше прошу меня простить, дела, будь они неладны, отвлекли!
Гость сменил гнев на милость и, обтерев руки прямо об скатерть, плюхнулся в кресло, отчего оно жалобно заскрипело, грозя развалиться.
Спарроу мысленно взмолился, чтобы этого не произошло, ибо тогда придется оплачивать порчу имущества, а у него сейчас не лучший период в финансовом плане.
Будто прочитав его мысли, а может, и прочитав – с ним в любую чертовщину поверишь! – бульдогообразный господин достал из кармана чековую книжку и карандаш. Обильно послюнявив его, он что-то размашисто написал и протянул Аарону.
– Обналичишь в любом банке!
Спарроу рассыпался в благодарностях.
Но гость не спешил уходить.
– Скажи мне, – прорычал он, хотя Аарон вообще не был уверен, что этот человек способен издавать какие-то иные звуки, – ты лапал ее, прохвост?
Спарроу даже не сразу понял, о чем речь. Потом сообразив, что о его несостоявшейся женитьбе (а такому повороту он в глубине души был искренне рад), сразу же принялся рьяно отнекиваться:
– Что вы, что вы, любезный сэр! Как можно?! Я порядочный и ни за что бы не стал делать такое с женщиной до свадьбы!
– Это радует, – осклабился его мучитель, – а то бы тебе не поздоровилось. И, сжав свою огромную лапищу в кулак, он вдавил ее в другую, наглядно демонстрируя, как именно не поздоровилось бы…
– Но я знаю того, кто это… – начал было Спарроу, но господин-крушитель перебил его:
– Если ты об этом ублюдке Макалистере, то он свое еще получит. Орхидея – моя! И только моя! Никому не позволю касаться ее!
Гость грохнул кулаком по подлокотнику, и кресло, жалобно крякнув, развалилось… Он плюхнулся на пол и грязно выругался.
Но Аарон уже не переживал о потерях и предстоящем разговоре с владельцем отеля: сумма на чеке была более чем солидной, а значит, правда будет на его стороне…
Лондон, особняк Эддингтонов, 1878 год
За два месяца ожидания Джози научилась различать каждый звук, наполнявший этот дом. Вычленять нужные. Отметать незначимые. И поэтому безошибочно угадала голос Ричарда, стоило ему только заговорить с кем-то в холле.
Она бросилась вниз, перескакивая через ступеньку, путаясь в платье. Только бы быстрей! Только бы к нему! К счастью, он рванулся навстречу, поймал в полете и прижал к себе. Слова все равно бы не получились, поэтому они не стали тратиться на них, заменив поцелуями – страстными, быстрыми, сумасшедшими, перемежающимися всхлипами, задушенными стонами и выдохнутыми друг другу в губы именами.
Он прислонил ее к стене прямо в прихожей. Ей пришлось обвить его бедра ногами и вцепиться в плечи. От него дурманяще пахло морем, опасностью и странствиями.
– Джози, – задыхаясь, жарко прошептал он, – мы должны остановиться! Иначе я возьму вас прямо здесь!
– Ричард, если вы этого не сделаете тотчас же – я вас убью! – И она почти с рычанием впилась в его губы, запутавшись пальцами в волосах.
Когда он обрел возможность дышать и говорить, то вздохнул и сказал:
– Мы же в доме ваших родителей! Не стоит забывать о приличиях! – вышло строго и даже несколько назидательно.
Джози взбесилась: обрушила на его голову град ударов, которые он, впрочем, сносил смиренно и даже с улыбкой. Она же вскричала:
– С каких это пор вас стали волновать приличия?!