В новой рабовладельческой системе очень просто избежать ответственности. Одна из основных особенностей традиционного рабовладения состояла в том, что раб и хозяин были прочно связаны друг с другом. Но в сегодняшней рабовладельческой системе мы видим, что дистанция между «хозяином» и рабом все расширяется и расширяется. В Мавритании, дающей лучший пример старого рабства, рабы все еще живут в доме своего хозяина, часто носят то же семейное имя. В модернизованном индийском или пакистанском феодализме хозяева на шаг отдалились от своих рабов, появился слой менеджеров. В полностью развитой системе нового рабства в Таиланде или Бразилии возникли сложные цепи контрактов и контроля. Они стали настолько сложными, что трудно сказать, кто же «владеет» рабами. Но то, что мы не можем указать пальцем на рабовладельца, не означает, что рабство прекратило существование, так же как убийство не перестает существовать лишь потому, что убийцу нельзя найти. Новое рабство — преступление с миллионами жертв, но очень небольшим числом опознанных преступников, именно это делает его искоренение такой трудной задачей.

В большинстве случаев эти преступники — «уважаемые» бизнесмены. Сеть цепляющихся друг за друга контрактов позволяет местным инвесторам получать огромные прибыли на свои вложения без необходимости точно знать, как эти деньги возникают. Клуб инвесторов, который владеет публичным домом в Таиланде, передал управление им в руки профессионального менеджера (сводника) и бухгалтера. Публичный дом не смог бы существовать без капиталов клуба, и прибыль течет обратно к ним, но они, возможно, ничего не знают о том, как девушки оказываются в их публичном доме. Новое рабство распыляет владение, делая его менее заметным. Не удивительно, что законы, принятые против старой рабовладельческой системы, похоже, больше не работают.

Исчезновение рабовладельцев является проблемой, но не непреодолимой. Все виды преступлений стремительно эволюционируют. Невероятная изощренность является отличительным знаком и высокоуровневого финансирования наркобизнеса, и компьютерного жульничества. Но и соответствующая законодательная база также становится более изощренной. В случае рабства это потребует больше времени, поскольку многие люди даже не понимают, что совершается преступление, к рабству привлечено слишком мало общественного внимания. В развитых странах очень мало людей страдают от рабства, а в остальном мире рабов заставляют молчать. Собственно законы необходимо переписать, чтобы расширить ответственность и вину. Новые или измененные законы должны быть направлены на намерения закабаления или получение прибыли от рабства, так же, как законы об убийстве наказывают за умышленность убийства, а не возлагают вину только на того, кто нажал на курок. Физическое расстояние между рабами и хозяевами увеличивается, так что законы должны быть построены так, чтобы возрастающая дистанция не означала сокращающейся ответственности.

Если ответственность за рабовладение будет распространена на тех, кто получает от этого прибыль, мы столкнемся с шокирующей этической проблемой. В числе получающих выгоду от рабства может оказаться любой — даже вы или я. Ваш пенсионный фонд или касса взаимопомощи, возможно, покупают ценные бумаги (что, в конце концов, является частичным владением) компаний, владеющих компаниями, которые через посредников используют рабский труд. Как далеко по этой экономической лестнице нам следует продвигаться? Как много звеньев должно оказаться между рабом и «владельцем», прежде чем с последнего будет снята ответственность? Или эта цепь не должна оканчиваться? Разве неведение является оправданием? Если ваше рабочее место зависит от доступности сырья, произведенного рабами, на чью сторону вы встанете? Некоторые из текстильных рабочих в Англии XIX века, протестовавшие против извлечения прибыли из рабства, потеряли свою работу и голодали. А как быть с производителями или оптовиками, которые закрывают глаза на то, что продукция, которую они покупают и продают, сделана рабами? Многие годы ковры, сделанные детьми-рабами, продавались в лучших магазинах (и продолжают там продаваться). Конечно, зарубежные поставщики в курсе, а как совет директоров? Предпримут ли директора компании шаги, гарантирующие, что компания не вовлечена в систему рабства? И должна ли ответственность перед законом быть личной или корпоративной? В чем больше справедливости — в том, чтобы предъявить обвинение человеку, который сознательно поставляет товары, произведенные рабами, в сеть розничной продажи, или в том, чтобы вся сеть заплатила большой штраф за торговлю ими? Или должно быть и то, и другое?

Мы должны признать, что существует несколько уровней ответственности. Мы должны решить, в какой мере мы, граждане и человеческие существа, отвечаем за искоренение рабства. Как указал Уильям Грейдер:

Если мы и не принимаем участие в рабстве косвенным образом через инвестирование, то почти наверняка участвуем в нем через потребление. Произведенные рабами продукты и услуги вливаются в общемировой рынок, образуя небольшую, но значимую часть того, что мы покупаем. Но объем нашего потребления превосходит нашу способность осуществлять ответственный выбор. У нас нет времени обратить внимание на условия жизни тех людей, которые производят все то, что мы покупаем. А если мы хотим задаться этими вопросами, то как это сделать? Должен ли местный магазин быть ответственен за исследование трудовых отношений в мире или только за обеспечение вас самой лучшей едой по самой дешевой цене? Нам следует также подумать, а что делать, когда мы получим ответы, которые нам не понравятся. Например, гаитянские мужчины, женщины, дети закабалены в Доминиканской республике для сбора сахарного тростника, сахар экспортируется в Соединенные Штаты и другие страны. Должны ли мы перестать есть шоколад и пить безалкогольные напитки до тех пор, пока не будем уверены, что рабский труд никак не используется в их производстве? Готовы ли мы платить по $5 за шоколадный батончик, если это необходимо для гарантии того, что те, кто его изготовляет, не закабалены и получают достойную плату за труд? Когда мы сможем разработать план исследования рынка с целью обнаружения, где и как товары, сделанные рабами, входят в нашу жизнь, встанет большой вопрос: сколько мы готовы платить за то, чтобы рабство исчезло?

Класть деньги в рот

Давайте будем реалистами: большинство людей готовы кое-что заплатить за то, чтобы рабство было остановлено, но они не готовы на большие жертвы. Хорошо то, что если достаточно много людей так думают, то небольших пожертвований будет достаточно. В настоящее время в рабстве находится примерно 27 миллионов человек: хотя число, безусловно, велико, но если мы будем рассматривать страну за страной, то проблема упрощается. Кроме того, не нужно никакого чуда, все, что требуется — выполнение существующих законов и соглашений, принятие некоторых новых законов и обеспечение помощи, которая позволит этим людям и их семьям встать на ноги. Осуществить это будет нелегко. Для местных работников и исследователей противостояние сильным и жестоким рабодержателям представляет собой пугающую перспективу. Но мы должны помнить, что насилие — инструмент, а не цель рабства. Рабодержатели будут всеми методами защищать свой прибыльный бизнес, но они откажутся и от рабов, и от бизнеса, если он перестанет приносить прибыль. Оказание давления на доходы — вот основная стратегия, которой следует придерживаться, чтобы остановить рабство.