Ангелок поскучнел лицом, развернулся в воздухе и медленно полетел к двери:

– Здесь мне делать нечего, – на лету пожал он крылышками.

– Наш кадр, – кивнул чертик.

Привидение проводило ангела глазами, по щекам его покатились слезы. Оно вздохнуло и тихо сказало:

– А если честно, дети мои, то – дрянь я! Всю жизнь только для себя и жила… Хорошего человека, что сватался ко мне, обидела… Соседей все уму-разуму учила, надоела им до чертиков…

Чертик встрепенулся, выглянул на лестничную площадку и свистнул. Через секунду ангелок впорхнул обратно в квартиру.

– Интересно говорит, – кивнул на привидение чертик. – По-моему, это все же ваш кадр.

– Простите меня, дети мои! – воскликнуло привидение.

– Ну, это другое дело! – удовлетворенно проговорил ангел и скомандовал: – Вперед!

И привидение Софья Романовна оторвалось от пола.

Ангел взял его за руку, и они вместе вылетели из квартиры. Чертик побежал низом, на всякий случай не теряя их из виду: непростая попалась старушка!

Стоит ли удивляться, что мама тут же полезла в аптечку за валерианкой, а Санька поспешила выпроводить друзей и остаток вечера посвятила укреплению материалистического сознания мамы.

– Да… но как же… привидение… – бормотала мама, оглушенная валерианкой.

– Все по науке, астрал. Мне Захар объяснил, – говорила Санька.

Несколько дней после этого события у Саньки шла скрытая борьба с мамой. Они старались перехитрить друг друга. Имя Альшоля не произносилось, о нем как бы забыли, но Санька, в сущности, изобретала способы вызволить его из беды, а мама старалась отвлечь ее от этого занятия.

Мама уже поняла, что силой ничего не добьешься, поэтому она отложила поездку на дачу, в результате чего через день примчался обеспокоенный дедушка, и в доме наступил бедлам.

– Это все старуха, это самое! – перекрикивал дедушка телевизор.

– Не старуха, а старик, – шептала мама.

«Это все вы с вашим ментом!» – мстительно думала Санька.

Дедушка обругал всех и уехал. Мама принялась тянуть Саньку в Солнечное, говоря, что лето уходит, а они еще не купались.

Санька неожиданно покорилась. Перед отъездом она успела поручить Захару узнать, на какую стройку возят Альшоля. А на обратном пути из окна трамвая Санька увидела афишу, на которой бросались в глаза крупные буквы: «МЯВУШ».

– Мама, смотри! – Санька дернула маму за рукав.

Мама повернула голову, увидела, и губы ее плотно сомкнулись. Мама ничего не сказала. А папа позвонил на следующее утро. К счастью, мамы дома не было.

– Здравствуй, моя хорошая, – сказал папин голос. – Я в Ленинграде наконец.

– Я знаю. Вчера видела афишу, – чужим голосом сказала Санька.

– Правда? – обрадовался папа. – Я хочу тебя видеть, очень соскучился.

– Приходи к нам!

– Видишь ли… – замялся папа. – Давай лучше где-нибудь…

– Что вы с мамой, как дети! Ей-богу! – рассердилась Санька.

– Саша, вот вырастешь… – начал папа, но Санька его перебила:

– Я уже выросла.

Они назначили встречу на Каменном острове, на трамвайной остановке. Санька написала маме записку, что скоро придет, и уже открывала дверь, как вдруг позвонил Захар. Он сообщил трагическом голосом то, что ему удалось узнать: Альшоль заболел, лежит в тюремной больнице.

– Через три дня его отправят в Воронеж, – закончил Захар.

– А вот фиг им! – воскликнула Санька.

– Как же ты…

– Увидишь! – крикнула она, не зная еще, каким способом освободит Альшоля, но всем сердцем чувствуя, что по-иному быть не может.

Санька вышла из трамвая на Каменном острове и сразу увидела папу.

Он был в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, в руках держал букетик цветов. Санька не видела папу три года – он поседел и немного располнел, точнее – он как-то оплыл, будто огарок свечи.

Папа засеменил к ней, пытаясь улыбаться, но улыбка выходила странная, похожая на плач. Санька быстрее, чтобы не видеть этого, ткнулась в папино плечо, а он обнял ее и целовал в голову, приговаривая:

– Вот ты какая стала! Совсем взрослая… Господи, как я рад…

Затем папа отступил на шаг и церемонно вручил Саньке букетик. Она смутилась, не зная, куда его деть.

– Ну что ты молчишь… Скажи что-нибудь! Ты меня не узнала?

– Узнала, – выдавила из себя Санька.

– Вот и прекрасно! Пойдем! – бодро воскликнул папа, и они отправились в глубь Каменного острова, по аллеям.

Папа говорил и говорил, смешно размахивая руками – настоящий клоун! – а Санька слушала его и удивлялась. Живой папа! Можно потрогать. Где же он был так долго?

– Что с тобой? – вдруг спросил папа, останавливаясь.

– А что? – спросила Санька.

– У тебя что-то не в порядке… Я же вижу.

– Все у меня в порядке, – нехотя ответила Санька.

– Что случилось? У тебя взгляд отсутствующий…

– Долго рассказывать, – сказала она.

– Ничего, время у нас есть, – папа потянул ее на скамейку, провел вдруг пустой ладонью по воздуху, и в его руке оказалась конфета. – Фокус-покус! – сказал папа.

Санька улыбнулась и развернула конфету.

Она не знала, с чего начать. Да и стоит ли рассказывать? Вдруг он тоже испугается, не так поймет…

– В общем, пропал один человек, – сказала Санька, и голос ее дрогнул.

Папа взглянул на нее внимательно и вдруг обнял, прижимая к себе.

– Девочка моя, ты влюбилась… Боже мой! Какое счастье!.. Вас разлучили? – строго спросил он.

– Угу, – кивнула она, жуя конфету.

– Так! Чем я могу помочь?

– Ничем.

– Так не бывает. Рассказывай!

И Санька принялась рассказывать. Сначала нехотя, со скрипом, не сразу подбирая слова, но потом разволновалась, стала размахивать руками, пока не дошла до последних событий: явки Альшоля в милицию и приговора суда.

– Сейчас он в тюрьме. В больнице. Через три дня его увезут в дом престарелых.

Папа вытащил сигарету, закурил.

– Ты мне не веришь? – спросила Санька.

– Как же я могу не верить? Глупая… Я думаю, как его оттуда извлечь, твоего Альшоля.

– Я уже думала… Вооруженное нападение на тюрьму отпадает. Оружия нет, да и некому. Подкоп – долго, а то бы я копала… Выкупить нельзя… Я хотела организовать побег со стройки, но там он уже не бывает…

– Так-так-так… – размышлял папа, пуская дым. – А трётль?