что характерно для предыдущего уровня иерархии тенденций, но как активные субъекты, обладающие собственным внутренним миром, психикой, у которых есть свои собственные чувства, мысли, цели, которые могут отличаться от наших (например: Rizzolatti & Craighero, 2004; ср.: главу 7). Именно ментализация лежит в основе эмпатии, нашей способности учится у других (например, новым навыкам), а также согласовывать свои действия с действиями других людей (Keysers & Perrett, 2004; Keysers et al., 2004).

Досимволические социально-личностные тенденции являются невербальными и состоят из действий подражания, подчинения и сотрудничества. Наша удивительная способность к имитации составляет сердцевину человеческой культуры (Gallese, 2003; Rizzolatti & Craighero, 2004). Научение через подражание гораздо более эффективно или экономично (см. главу 12), чем научение по принципу проб и ошибок, поскольку позволяет избежать ненужных неудач, а также лишних трат энергии, времени. Способность к имитации проявляется в самом начале жизни. Например, младенцы подражают выражению лица матери уже через 40 часов после рождения (Berlucchi & Aglioti, 1997). Действия подражания предполагают имитирумого (модель подражания) и имитатора (субъект подражания). Одни позволяют другим выбирать их в качестве объекта подражания или побуждают других имитировать собственное поведение, при этом они берут на себя ответственность за возможные ошибки (например, родители). Другие (например, их дети) охотно подражают своим моделям. Жане (Janet, 1926a, 1935b) утверждал, что взаимодействие между субъектами, которое осуществляется при подражании, составляет основу отношений социальной иерархии, всех форм социального поведения, учитывающего субординацию, в том числе таких действий, как руководство и исполнение распоряжений. В терапевтических отношениях тенденции, принадлежащие этому уровню, проявляются в том, что терапевт играет для пациента роль модели адаптивных форм поведения, а также в том, что пациент учится, следуя рекомендациям терапевта. Например, при обучении техникам дыхания, терапевт делает глубокий вдох и приглашает пациента повторить за ним это действие.

Осознание своих и чужих действий связано с синтезом телесных ощущений и аффективных переживаний (Damasio, 1999). Благодаря этому мы отдаем себе отчет в том, как наши действия влияют на других людей, что является главной предпосылкой не только межличностного взаимодействия, но также и понимания самих себя и развития внутренних отношений (Janet, 1935b). Таким образом, сотрудничество с другими является важной основой нашей способности отношения к самому себе – самосознания (Barkley, 2001; Janet, 1929a). Осознавая влияние, которое наше поведение оказывает на других и на нас самих, мы формируем способность регулировать наши отношения с другими людьми и с самими собой (Janet, 1928b, 1929b, 1932c).

Иногда индивиды, пережившие травму, утрачивают способность оперировать досимволическими социально-личностными тенденциями. Так, например, происходит, когда они погружены в повторное проживание травматических событий прошлого, что, как правило, сопровождается нарушением контакта с актуальной ситуацией и людьми, которые находятся в их окружении, то есть они как бы выпадают из контекста социального взаимодействия и утрачивают базовые формы поведения, с ним связанные. Примером этого может быть ситуация на терапевтическим сеансе, когда пациент, находящийся в состоянии флэш-бэка, не реагирует на простую просьбу терапевта открыть глаза. Кроме того, у жертв травмы также могут присутствовать и негативные диссоциативные симптомы, которые нарушают связь ВНЛ или АЛ с доминирующим паттерном подчинения с важными телесными и эмоциональными сигналами, которые помогают ориентироваться в социальном контексте. Последствия таких нарушений могут быть очень серьезными. Так, индивид может утратить способность сопереживать людям и самому себе, подражать, руководствоваться невербальными знаками, сотрудничать с терапевтом и другими. Обычно ВНЛ жертв травмы сохраняет способность к осуществлению социально-личностных тенденций к действию, однако эта способность ВНЛ может быть реализована не во всех ситуациях. Некоторые АЛ также могут в той или иной степени функционировать на этом уровне при условии, однако, если они ощущают себя в относительной безопасности. Тогда они могут налаживать отношения и подражать тем, кому они доверяют, например терапевту, и обучаться у них на невербальном уровне.

Базисные символические тенденции

На уровне базисных символических тенденций (простые интеллектуальные тенденции по Жане – Janet, 1926, 1938) в перцептивно-моторных циклах действия используются «инструменты» (орудия) и простые вербальные средства (Janet, 1935b). «Орудиями» являются объекты, которые мы используем для решения задач адаптации, например, корзина для сбора яблок (Janet, 1936), палка для отпора нападающему, часы для определения времени. Однако наиболее важным и имеющим отношение к терапии является то, что мы используем слова и речь как символические инструменты (Janet, 1936). Это возможно благодаря нашей способности находить связь между разными предметами, соотносить одно с другим, что лежит в основании интеллекта (Janet, 1926, 1936). К этому уровню можно, например, отнести наше понимание того, что за приказом должно следовать его исполнение, что только применение определенных инструментов поможет нам в достижении конкретных целей (например, для того, чтобы нарубить дрова, мы должны пользоваться топором). Данный уровень тенденций существенно повышает гибкость наших действий, так как у нас появляется возможность рассматривать объекты и других людей с разных точек зрения. Например, другой человек теперь выступает в роли «символического инструмента», который мы «используем» для того, чтобы испытать радость и чувство безопасности, получить заботу, расслабиться, вступить в игровые отношения, а также для переживаний страха, стыда и смущения. Благодаря речи наша способность к символизации достигает гораздо более высокого уровня, так как слова являются символами для вещей, людей, переживаний, событий и пр. Использование вербальных (и других) средств очень экономично. Так, если мы хотим, чтобы кто-то или мы сами сделали что-то, нет необходимости показывать, достаточно просто сказать об этом или сформулировать задание для самого себя, что не требует много времени и больших усилий. (Хотя это не гарантирует исполнения просьбы или задания.) Язык также обладает средством организовывать события в пространстве и времени, то есть синтаксисом («Он взял палку, ударил меня и ушел»). Таким образом, речь является главным инструментом как персонификации, а значит чувства Я («Меня зовут Джон, я хочу спать»), так и презентификации, а значит и чувства времени («Я навещал бабушку утром, сейчас я один, но завтра я опять с ней увижусь»). Другими словами, речь необходима для самосознания и создания автобиографических воспоминаний. Персонификация и презентификация улучшают регуляцию действий, так как с их появлением на данном уровне иерархии открывается возможность проигрывать в воображении разные варианты исполнения действий, исходя из предшествующего личного опыта, прогнозируя, таким образом, те или иные результаты с той или иной степенью вероятности.

Если для индивида, пострадавшего от психической травмы, доступны базисные символические тенденции, то он может осуществлять простую символизацию своего опыта, он может опереться на простое использование «орудий». Например, пациенты могут представить свои переживания в форме визуальных образов, изобразив их на бумаге и установив связь между рисунком и