уровнем персонификации и могут ставить реалистичные цели, достижение которых предполагается в отдаленном будущем. Благодаря этому они способны удерживаться в терапии, требующей значительных усилий и упорства. Однако далеко не всегда ВНЛ жертв травмы функционируют на этом уровне. Что касается АЛ, то для них достижение этого уровня является скорее исключением, чем правилом. Как для пациента, так и для терапевта, терапия последствий психической травматизации является тяжелой, сложной и многоступенчатой работой. Хотя большинству пациентов (а порой и некоторым терапевтам) недостает психической эффективности для осознания всей сложности терапии, все же они в состоянии сделать несколько шагов и начать движение к своей цели.

Экспериментальные тенденции

К экспериментальным тенденциям относится способность систематической проверки рефлективных идей, в том числе научных гипотез, а также способность к поведенческому эксперименту – систематической проверке действием. На низких уровнях иерархии нам требуется пример или наставление в том, что и как надо делать, мы обучаемся на опыте проб и ошибок или благодаря обусловливанию. Однако уже на уровне рефлективных действий и особенно на уровне экспериментальных тенденций научение инициируется самим индивидом и становится эксплицитным, осознанным, спланированным, распределенным во времени. Мы понимаем, что наши идеи могут быть ложными или ошибочными, и способны признавать свои ошибки, учиться на них. Осуществление экспериментальных тенденций требует высокого уровня персонификации и глубокого понимания релевантных аспектов прошлого, настоящего и предполагаемого будущего и, как следствие, высокого уровня (расширенной) презентификации.

Перед жертвами травмы стоит задача найти способы более эффективно справляться со своей беспокойной жизнью. Терапевт поможет им в этом, если будет содействать систематическому исследованию их внутреннего и внешнего мира, а также согласованию действий пациента с результатами этого исследования (в формировании «мудрого отношения к себе» – Linehan, 1993). Многие пациенты испытывают страх перед необходимостью разбираться и понимать свое прошлое, настоящее и будущее, а также экспериментирования с новыми психическими и поведенческими действиями, однако именно на это и направлена терапия. Точнее, терапия в идеале помогает достичь высокого уровня функционирования в отношении широкого спектра поведенческих систем.

Прогрессивные тенденции

К уровню прогрессивных тенденций относятся наши наиболее подлинные и соответствующие наивысшему уровню развития действия. Например, на этом уровне мы можем постичь идеи непредвиденных обстоятельств («Просто так совпало, что я была дома, когда в него проник насильник»); случайности («Каждый может стать жертвой насилия, в том, что случилось, нет моей вины»); эволюции («Многие мои реакции в ответ на насилие могут показаться странными, но я узнала, что эти действия, доставшиеся мне в наследство от моих предков, были эффективными в этих обстоятельствах. Каждый может повести себя подобным образом, оказавшись в экстремальной ситуации»); свободы («Моя жизнь зависит от многих факторов, но это не значит, что у меня нет выбора или что я не могу ничего изменить»); относительности («Моя мать игнорировала меня и была ко мне жестока. Это сильно повлияло на меня. Во многом, но не во всем. Роль «жертвы насилия» слишком тесна для меня, моя личность не сводится к этому»). Мы осознаем, что наша жизнь, опыт, переживания изменяются с течением времени, что мы, как все живые существа и как события нашей жизни, уникальны, несмотря на общие черты. Такое видение мира и себя в нем предполагает высшие уровни презентификации и персонализации. Функционирование многих людей не достигает уровня прогрессивных тенденций. Для пациентов, страдающих от последствий психической травмы, этот уровень становится доступен только при успешном прохождении третьей фазы терапии и интеграции всех частей личности и травматических воспоминаний. Пациенты также могут прийти к пониманию того, что те люди, по вине которых они пострадали, сами когда-то были травмированы (если так, конечно, было на самом деле) и не смогли или не пожелали преодолеть последствия своей травмы.

ПСИХИЧЕСКАЯ ЭФФЕКТИВНОСТЬ И ПСИХИЧЕСКАЯ ЭНЕРГИЯ

Между психической эффективностью и уровнем тенденции существует тесная реципрокная связь (Janet, 1928b, 1934). Для ее понимания необходимо уточнить наше представление о психической эффективности. Во введении мы охарактеризовали психическую эффективность как способность концентрировать и эффективно использовать психическую энергию, которая имеется в нашем распоряжении в данный момент времени. Однако в концепции психической эффективности, по сути, представлены три разные, но взаимосвязанные идеи. Во-первых: представление об оптимально высоком уровне тенденций к действию, то есть таком, исполнении тенденций к действию, которое не будет сопряжено с ненужными тратами энергии или ее потерями, то есть чем выше наша психическая эффективность, тем более высокого уровня тенденции нам доступны при наличии достаточной психической энергии. По мере биологического и психологического созревания мы получаем необходимую стимуляцию от социального и физического окружения и повышаем психическую эффективность в пределах своих возможностей. Позитивная социальная стимуляция связана с такими действиями, как социальная поддержка и поощрение; адекватная физическая стимуляция обеспечивается таким окружением, в котором нет ни недостатка, ни избытка стимулов.

Однако наша психическая эффективность изменчива. Она колеблется в пределах сложившихся на настоящий момент значений минимума и максимума, которые могут меняться с течением времени и в зависимости от ситуации (Janet, 1921–1922, 1934). Например, психическая эффективность понижается или ее развитие приостанавливается в случае психической травмы. Она понижается также при усталости или болезни, когда в нашем распоряжении меньше психической и физической энергии. Как отмечалось ранее, уровень психической эффективности ВНЛ выше, чем АЛ, однако все диссоциативные части подвержены его колебаниям.

Вторая идея, которая присутствует в определении понятия психическая эффективность, отражает способность избирать тенденцию такого уровня иерархии, который требуется для решения задачи адаптации в данной конкретной ситуации. Этот выбор, это ментальное действие само по себе может представлять проблему и, таким образом, требовать определенного уровня психической эффективности. Когда наша психическая эффективность высока, мы выбираем тенденцию, которая соотвествует задаче. Однако если наша психическая эффективность слишком низкая, то выбор падает на тенденцию слишком низкого либо слишком высокого уровня. Нет необходимости в высокоуровневой тенденции, если автоматические действия будут более эффективными в данной ситуации. Например, рукопожатие должно быть естественным и в то же время выразительным. Однако некоторые индивиды, страдающие от последствий травмы, тратят свою драгоценную психическую энергию, терзаясь сомнениями – не воспримут ли прикосновение их руки как грязное или отталкивающее. Эти навязчивые мысли мешают им осуществить рукопожатие спонтанно и естественно. С другой стороны, при нападении мы должны скорее полагаться на наши рефлексы, чем на размышления об эмоциональных проблемах преступника. Однако многие ситуации требуют сочетания тенденций, принадлежащих и к высшим, и к низшим уровням в иерархии одной или нескольких систем действий.

Иногда мы располагаем необходимой психической эффективностью для выбора уровня тенденции, необходимой для достижения цели. Однако нам может не хватить психической энергии для реализации этой тенденции. Например, психическая эффективность