обоснованных умозаключений. Мы формируем наше намерение исходя из размышления, которое может разворачиваться в форме внутреннего диалога или в контексте коммуникации с другими людьми, то есть мы формируем представление об определенных поведенческих актах в будущем, которое становится для нас примелемым. Затем мы облекаем эту идею в слова, критически исследуем ее («Реалистично ли надеяться на то, что я смогу помочь пациенту интегрировать данное травматическое воспоминание за один сеанс, остающийся до моего отпуска?»). На этом уровне поле сознания существенно расширяется, поскольку теперь мы можем синтезировать различные позиции (например, «Это недавно пришедшее воспоминание о насилии, пережитом в детстве, может быть точным»). Мы воспринимаем эти позиции как идеи или возможности, в соответствии с которыми мы можем, но не обязаны действовать, сохраняя, таким образом, степени свободы для изменения хода исполнения действия. Одним словом, мы больше думаем и руководствуемся результатами размышлений в нащих действиях.

Для достижения адаптации рефлективные тенденции могут быть эффективнее, чем тенденции более низких уровней. Например, когда терапевт становится объектом вербальной атаки пациента, он не отвечает пациенту тем же, а рассматривает разные варианты своего поведения в этой ситуации и выбирает наиболее подходящий с его точки зрения. При этом пациент получает возможность анализировать свои дорефлективные убеждения, которые в течение долгого времени он принимал как само собой разумеющиеся, и осознать, что эти убеждения, оказывается, не являются непреложными фактами, а только идеями, которые могут быть истинными или ложными. Размышления о собственных мыслях, чувствах и других ментальных действиях позволяет нам понимать намерения и мотивы, которые стоят за нашими действиями и действиями других людей. Этот аспект ментализации (Allen et al., 2008; Fonagy et al., 2002) помогает нам точнее прогнозировать действия других (Janet, 1938; Llinás, 2001) и регулировать собственные. Ментализация освобождает нас от слепого принятия чужих мнений и безропотного следования тому, что нам говорят, однако вместе с тем привносит неопределенность и сомнения, которые трудно разрешить, если тенденции высшего уровня остаются недоступными (например, «Если я не плохая, тогда почему меня избили и изнасиловали?»).

Пациенты, функционирующие на этом уровне, часто уже после первой фазы терапии (глава 13) могут использовать речь для распознавания, регуляции и выражения своих психологических состояний. Они могут сказать себе и другим, что они чувствуют, и регулировать действия через социальное взаимодействие и собственные размышления. Функционирующие на этом уровне пациенты могут, как правило, с помощью терапевта совершить работу преобразования своих травматических воспоминаний в автобиографические нарративы.

Способность к рефлективным действиям является основой и предпосылкой высших тенденций реализации, в том числе зрелой персонификации и презентификации. Рефлексия открывает пути постижения нашей собственной психической реальности, расширяет границы межличностного пространства, помогает созданию субъективной «теории психического» (Fonagy & Target, 1997). Достигнув этого уровня, пациенты способны оценить степень реальности явлений и действий (Janet, 1928a, 1932c; Metzinger, 2003; см. главу 8). Например, они осознают, что мысли или воспоминания менее реальны, чем моторные действия, следующие из этих ментальных действий, а также что настоящее более реально, чем прошлое или будущее.

Социоперсональные тенденции к действию, в которых мы отличаем себя от других, формируют почву для дальнейшей персонификации. Из базовых символических тенденций возникает первичное вербализованное чувство Я, развитие которого может привести к становлению самосознания и самоутверждения (Janet, 1929a; Loevinger, 1976). На уровне рефлективных тенденций мы начинаем размышлять над тем, кто мы есть, и осознаем, что происходящее в нашем психическом мире принадлежит нам и что наша жизнь отличается и является отдельной от жизни других людей. Пациенты, достигшие данного уровня тенденций, перестают относиться к самим себе как к объектам, которые лишены собственного бытия и представлены лишь в восприятии других людей («Мой дядя думает, что я шлюха, значит, так оно и есть»), и формируют персонифицированное чувство Я (ср.: Loevinger, 1976). Они, например, начинают сомневаться в том, что другие люди читают их мысли, что желание ударить кого-то означает, что они плохие или что они всегда должны быть такими, какими их видят другие. Однако способность к сомнению имеет оборотную сторону. У пациентов появляется неуверенность в себе, так как, отказавшись от дезадаптивных нерефлективных представлений, они подвергают сомнению новые идеи о самих себе («Я знаю, что я не плохой человек, но я не уверен, смогу ли я справится с воспоминаниями обо всей той боли, которую мне довелось пережить», «А вы останетесь со мной, не исчезнете, если я расскажу вам о том, что заставляло меня страдать больше всего?»). Новые идеи делают их уязвимыми.

Рефлексия предполагает оценку фактов и событий в контексте прошлого, настоящего и прогнозируемого будущего – расширенную презентификацию. При травматических расстройствах эти ментальные действия сильно нарушены. Однако по мере того, как пациенты обретают способность устойчиво функционировать на уровне рефлективных тенденций, они все больше и больше включаются в эти действия.

ВЫСШИЕ ТЕНДЕНЦИИ

К высшим тенденциям относится способность осуществлять сложные последовательности тенденций к действию, которые направлены на достижение долговременных целей, способность продуманного и систематического исполнения этих тенденций, способность к презентификации и персонализации нашего бытия на высоком уровне, а также ментальные действия, при помощи которых формируются обобщенные понятия, относящиеся к сферам морали, науки и философии, идеи относительности. В сферу тенденций высшего уровня входят действия, благодаря которым создаются общие рефлективные модели Я, мира и себя в мире, из которых в итоге складывается презентификация всей жизни индивида. Презентификация на этом уровне также может быть охарактеризована как создание моделей Я и мира в соотнесении с временными масштабами, превосходящими рамки индивидуального существования.

Пролонгированные рефлективные тенденции

Пролонгированные рефлексивные тенденции (рационально-эргетические тенденции – Janet, 1938) предполагают наличие способности направлять энергию для достижения долгосрочных целей и далее распределять ее между сложными действиями, а также способности последовательного исполнения этих действий. Благодаря этим способностям мы можем исполнять принятые на себя обязательства – держать слово, которое мы даем себе или другим, решая сложные жизненные задачи, такие как научная работа, образование, долговременная психотерапия. Цели этих начинаний могут отражать не только личную выгоду, но и принадлежать высшим моральным принципам («Я занимаюсь помощью жертвам травмы, несмотря на то, что эта работа бывает очень тяжелой и неблагодарной»). Перцептивно-моторные циклы на этом уровне состоят из сложных цепочек действий, содержат в себе синтез личной ответственности и способностей, произвольных действий, инициативы, упорства, терпения и моральности (ср.: Loevinger, 1976).

Жертвы травмы, которые функционируют на этом уровне – как правило, это относится к ВНЛ, – могут принимать участие в долговременных проектах, преследующих не сиюминутную выгоду, а более отдаленные цели, даже в том случае, когда это связано с необходимостью терпеть неудовольствие. Они обладают достаточно высоким