нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы», то ее присудили в 1970 году, а вручили в 1974-м, после высылки из СССР. Уместным будет привести здесь мнение Фёдора Абрамова: «Солженицын – лауреат Нобелевской премии. Эту новость сообщили мне вечером сразу 3 человека. Да, да! Вот что может сделать один человек. Бросить вызов всем и вся и – победить. Не знаю, как художник Солженицын, возможно, и недостоин такой награды, но как человек – безусловно. А спрашивается: разве гражданское мужество – это менее ценный дар, чем художественный талант? Урок, урок небывалого мужества всем нам. О, Россия, Россия! Три сына твоих отмечены великой премией, и ни об одном из них нельзя говорить. Все отверженные!»{369} – запись в дневнике от 8 октября 1970 года. О каких трех сыновьях толкует Фёдор Абрамов? Вероятно, о Бунине, Пастернаке и Солженицыне.

В эти же дни Андрей Тарковский запишет: «Сейчас очень шумят по поводу Солженицына. Присуждение ему Нобелевской премии всех сбило с толку. Он хороший писатель. И прежде всего, – гражданин. Несколько озлоблен, что вполне понятно, если судить о нем как о человеке, и что труднее понять, считая его, в первую очередь, писателем. Лучшая его вещь – “Матрёнин двор”. Но личность его – героическая. Благородная и стоическая. Существование его придает смысл и моей жизни тоже»{370} – дневниковая запись от 17 ноября 1970 года.

Ожидание награды – вещь понятная. Как дети гадают, что подарит Дед Мороз на Новый год, надеясь на самый нужный и потому лучший для себя подарок, так и творческие люди испытывают ни с чем не сравнимые эмоции и желания получить материальное воплощение высокой оценки их труда. Кто-то назовет это тщеславием, а иные – естественным желанием стать первым среди равных, хотя бы на время, когда на этот же пьедестал не поднимется уже следующий «чемпион». Но если мечта спортсмена о золотой медали ограничивается его возрастом, то творцы бегут за медалями порою всю жизнь, тратя нервы и драгоценное время, которое могло бы уйти на создание новых произведений. И писатели здесь не исключение, даже наоборот, в очереди «за подарками» они стоят первыми. Так сложилось. И не только в нашей стране и в нашей литературе, но и в мире. Ведь не вручается же Нобелевская премия художникам, артистам, архитекторам. А уже само ее существование создает определенную провокацию.

Долгое время в Советском Союзе главным критерием успеха писателей было количество полученных ими Сталинских премий. Рекордсменом был шестикратный лауреат Константин Симонов, пятикратным – Александр Корнейчук (поди-ка сейчас вспомни, кто это такой, осталась в Москве лишь улица в честь этого украинского драматурга, хотя в Киеве уже давно все переименовали – и проспект, и станцию метро). Сталинские премии были учреждены до войны, в 1939—1940-х годах, причем по двум направлениям: в области науки и культуры и отдельно по литературе, что подчеркивало внимание власти к писателям. Лауреаты получали диплом и значок с ликом учредителя, то есть самого Иосифа Виссарионовича. Выплачивались премии из специального фонда, куда стекались гонорары за издание сочинений вождя народов (какая щедрость!). Соответственно, это можно расценивать как поощрение или подачку (каждому свое) лично от Сталина, а даже не от всего советского народа. Постепенно сложилась следующая система премий: лауреаты 1-й степени получали 100 тысяч рублей, 2-й – 50 тысяч, 3-й – 25 тысяч. В год своего семидесятилетия Сталин учредил еще и Международную Сталинскую премию «За укрепление мира между народами». Награждали много и часто, особенно писателей и кинооператоров (Сталин любил смотреть кинохронику). Среди литераторов было немало дважды и трижды лауреатов. После войны возникла даже «мода» на многократных лауреатов.

По этому поводу хочется процитировать трижды сталинского лауреата Александра Твардовского: «Практика ежегодных присуждений сталинских премий, может быть, создала такие условия, что наша критика не имела возможности осмысливать явления литературы в свете ее большого исторического развития, в разрезе десятилетий. По крайней мере, это делалось очень редко. У нас была как бы только литература года. На этот год, вне исторического контекста, направлялось внимание»{371} – из дневника от 12 декабря 1954 года. Мысли Александра Трифоновича перекликаются с сегодняшним днем – ведь у нас также каждый год объявляют «литературу года». Проходят пятилетки, и попробуй вспомни, кого там объявляли очередным «выдающимся писателем» десять лет назад.

По этому же поводу сетовал Михаил Пришвин 7 июля 1951 года: «Госпремия гасит свободную личность, трудовую, и превращает ее в государственного невольника, обязанного быть довольным своим положением. Стон и недовольство исходят от тех, кто не получил премии. Выход у них один: получить премию. И они, стараясь больше и больше, получают ее рано или поздно. Так что премия является кнутом лауреата, подгоняющим невольников»{372}. Для кого кнутом, а для кого и пряником! Сам Михаил Михайлович так и не получил ни одной премии, ни рано, ни поздно. Но разве это важно для нас, его читателей?

Смерть вождя в 1953 году пресекла полноводный поток награждений, как Днепрогэс великую украинскую реку. На некоторое время возникла даже пауза, насторожившая не только привыкших к раздаче подарков писателей, но и представителей других творческих цехов и «областей народного хозяйства». Волноваться пришлось недолго. Уже в 1956 году была возрождена ежегодная Ленинская премия, вручавшаяся ученым, изобретателям, научным работникам, архитекторам, артистам, а заодно и писателям «за выдающиеся произведения литературы и искусства»{373}. Впервые эта премия была учреждена еще в 1925 году, но просуществовала всего десять лет, по понятной причине – установление культа живого вождя, оттеснившего в народном сознании усопшего «вождя мирового пролетариата».

С 1956 года в порядок присуждения Ленинской премии периодически вносились изменения, но в целом смысл оставался прежним, как и было задумано изначально: ее вручали за выдающиеся достижения в области науки и культуры. Лауреаты премии получали диплом и золотой почетный знак с профилем Ильича. Вся работа по рассмотрению претендентов и их достижений на премию была возложена на Комитеты по Ленинским премиям – в области науки и техники и в области литературы и искусства. Списки представленных на соискание премии и отобранных комитетами для дальнейшего обсуждения работ публиковались в центральной печати. И в этом видится определенный демократизм даже по сравнению с нынешними временами, когда все стало более узко и келейно.

Романы и повести кандидатов можно было прочитать в журналах и книгах, а вот если выдвигались, к примеру, художники, то их картины выставлялись для всеобщего обозрения. Таков был порядок. «В субботу был на выставке картин, представленных на госпремию: убожество удручающее. Выставка туркменской живописи по случаю 60-летия республики: ни одной живой души. Один я пробежал по залам. Зачем такое устраивают? Демонстрация антиинтернационализма»{374}, – отметил сотрудник ЦК КПСС Анатолий