Юстиниан прославился и как великий строитель. Прежде всего, император озаботился состоянием границ. Надежных и по-настоящему боеспособных войск для того, чтобы уберечь рубежи Империи от иноземных вторжений по всем направлениям, катастрофически не хватало. Поэтому император решил, где возможно, заменить заслон из живой силы крепостными стенами. Во время его правления по Дунаю – от Черного моря до Белграда – было воздвигнуто 80 крепостей. Другая мощная сеть укреплений была возведена на персидской границе. Кавказские проходы были ограждены длинными стенами и валами.

Однако как современников, так и потомков в большей степени поражал размах не фортификационного, а храмового строительства при Юстиниане: за годы его правления число православных церквей в Империи заметно возросло. В одном только Константинополе с предместьями император построил 24 церкви. Но самым знаменитым храмовым зданием, возведенным по воле Юстиниана, стал собор Святой Софии в Константинополе.

Историк-византинист Ф. Успенский считал, что «Юстиниан… решил построить новую церковь того же имени, которая стала бы украшением его столицы и служила выражением идеи империи… Юстиниановская Святая София и до сих пор остается беспримерным и непревзойденным памятником христианского зодчества, поражая наблюдателя своими размерами, висящим над зрителями куполом и обилием падающего сверху света… Для распространения идеи византинизма и для успеха христианской миссии на Востоке, и преимущественно среди славян, Святая София Константинопольская оказала громадное содействие»[226].

Авторами архитектурного проекта стали двое выдающихся зодчих – Исидор из Милета и Анфимий из Тралл. Однако лишь воля императора дала им возможность возвести столь масштабную постройку и столь блистательно украсить ее. Юстиниан не жалел средств на собор Святой Софии: при ее сооружении использовался лучший мрамор, золото, серебро и даже слоновая кость. Штат священников и церковных служителей главного храма Империи был огромен и в последующее время мог доходить до 600 человек.

Впоследствии Святая София стала храмом-образцом для христианских строителей, работавших в разное время в Азии, Европе и на Руси. До наших дней сохранились (пусть и в перестроенном виде) три собора Святой Софии, относящиеся к домонгольской эпохе: в Киеве, Новгороде Великом и Полоцке. Архитектурным формам храма стали подражать и в мусульманском зодчестве: абрис Святой Софии Константинопольской угадывается во многих величественных мечетях.

Однако следует помнить, что величественный храм Святой Софии был построен на месте старого храма – базилики. Этот главный храм Империи был уничтожен пожаром, который охватил Константинополь в 532 году. Пожар устроили бунтовщики в ходе кровавого мятежа против Юстиниана. Этот бунт вошел в историю под именем «Ника» (от лозунга восставших «Побеждай!» – греч. νίκα).

Со стороны может показаться, что мятеж вырос из столкновения партий ипподромных болельщиков – «прасинов» (греч. πράσινοι – «зеленые») и «венетов» (греч. βένετοι – «синие»). Ипподромные партии назывались «димами» (греч. δῆμος – «народ», «община»). Они стали родоначальниками с одной стороны современной двухпартийной системы, а, с другой стороны, современных футбольных фанатов. Традиционно, если император поддерживал один из димов, то другой дим автоматически переходил в оппозицию к власти.

Юстиниан и его супруга Феодора традиционно поддерживали венетов. Прасины, находясь в оппозиции, в какой-то момент перешли все дозволенные границы и устроили беспорядки, переросшие вскоре в открытый бунт с политическими заявлениями: прасины потребовали у Юстиниана отречения от престола и выдвинули собственного кандидата в императоры – некоего Ипатия.

По Константинополю прокатилась волна вооруженных погромов, которые долгое время не удавалось подавить даже с помощью войск. Было сожжено полгорода, разграблено и разрушено множество храмов. Ярость восставших была столь велика, что вместе с одним из храмов они предали огню и стоявшую рядом церковную больницу с находившимися в ней людьми. Также бунтовщики ворвались в городскую тюрьму и освободили большое число уголовных преступников. Самым мрачным итогом этих беспорядков, а также их усмирения стала гибель десятков тысяч жителей столицы.

Организаторы мятежа не были христианами – это видно из самого характера бунта, в котором серьезно пострадали церкви и хранившиеся в них святыни. При предыдущих императорах в Константинополе также случались волнения, но никогда ранее смутьяны не дерзали осквернять святые храмы. По всей видимости, за спиной бунтовщиков скрывались некие иноверцы, имевшие повод ненавидеть не только Юстиниана, но и Церковь как таковую. Они-то и подстрекали ипподромных болельщиков, а затем руководили буйной толпой в своих интересах.

Византинист протодиакон В. Василик считает, что есть достаточно причин увидеть в закулисных организаторах восстания «Ника» религиозные общины, прямо враждебные христианству: «Восстание было спровоцировано нехристианскими элементами (манихеями, иудеями, самарянами, возможно – язычниками), нашедшими для своей агитации благоприятную почву среди прасинов, для их провоцирования были предприняты убийства, которые затем были приписаны венетам… У вождей восстания, оставшихся в тени, не было цели брать власть (они отлично понимали, что их не признают в качестве легитимных правителей), а нанести сколь возможный ущерб Константинополю, способствовать уничтожению наибольшего количества людей и сжечь как можно больше церквей, дестабилизировать обстановку и в идеале способствовать крушению империи»[227].

Весьма правдоподобной и хорошо обоснованной выглядит гипотеза, согласно которой зачинщиками и организаторами мятежа стали купцы, связанные с торговлей шелком. Ханаанейцы и самаритяне имели в Константинополе столь большие мануфактурные предприятия, что любые купцы вообще назывались «самаритами». Импорт шелка-сырца, осуществлявшийся из Китая через посредничество Персии, также практически полностью находился в их руках. Между тем, производство шелка и торговля шелковой материей, редким предметом роскоши, приносила баснословные барыши. Юстиниан, стремясь наполнить государственную казну, нанес чувствительный удар по финансовому могуществу шелковых магнатов: он ужесточил контроль над сырьевыми поставками, производством и торговлей готовым шелком, фактически взяв курс на национализацию шелковой индустрии.

Кроме того, император провел финансовую реформу, повысив курс солида, крупной золотой монеты, при размене ее на мелкую медную монету. Историк В. Голубева полагает, что «резкое изменение стоимости золота не могло не отразиться и на любых ценах, в том числе и на расценке шелка-сырца и изделий из шелка. В результате всех этих причин в Бейруте, Тире и других городах, в которых было сосредоточено производство шелковых изделий, торговцы и ремесленники оказались в величайшем затруднении. Они стали продавать шелковую одежду своего изделия по более высоким ценам, в зависимости от цены на сырец, но тогда был издан закон, запрещавший продавать эту одежду дороже определенной цены. Купцы, приобретавшие товары по более высоким ценам, вынуждены были торговать в убыток»[228].