В систему титулатуры западной знати навсегда войдут ромейские придворные звания. Например, звание генерала в Империи «дукс» (лат. dux – «вождь», «предводитель») стало во Франции и Англии «дюком», наследственным титулом герцога-феодала, а в Венеции – «дожем», титулом главы республики. Константинопольский университет, учрежденный при Феодосии II Младшем в 425 году, стал родоначальником всех университетов Европы. Первый из них, Болонский, появится на свет в 1088 году, после переезда из ромейской Равенны в итальянскую Болонью высшей школы права.

Великий Ираклий, не изменяя ни на йоту сути императорской власти, ввел для ее обозначения новый титул – «верный во Христе василевс» (греч. βασιλεύς – «царь») который стал использоваться наряду с прежним титулом «автократор» (греч. αὐτοκράτωρ – «самодержец»). Цари владели Римом в древности, царей было множество у соседствующих народов, но все же новый титул возвышал, а не принижал власть константинопольских государей, поскольку не с древними царями города Рима и не с варварскими вождями соотносил себя ныне правитель Империи, а с царским служением единственного истинного царя – Христа. Значимость нового титула была столь велика, что его употребляли исключительно в отношении государей Империи, и никогда не применяли к каким-либо другим правителям, сколь бы ни были они могущественны. Один истинный царь на небе – один истинный царь на земле.

Также в это время стал использоваться новый символ Империи Нового Рима – крест с четырьмя буквами «В», с которых начинались слова молитвы царя ко Христу «Царь царствующих, царю помоги» (греч. Βασιλεῦ Βασιλευόντων Βασιλεῖ Βοήθει).

Точный портрет Империи константинопольского периода дал К. Леонтьев: «Три элемента – христианское государствоустроение, христианская образованность и воцерковленность социума – остались навсегда знаками и символами Империи ромеев, которые воздействовали на весь окружающий мир… Римский кесаризм, оживленный Христианством, дал возможность Новому Риму (Византии) пережить старый Италийский Рим на целую государственную нормальную жизнь, на целое тысячелетие»[238].

Разгром Империей Карфагена означал, что Ханаан более не господствует в средиземноморской торговле. Организация на огромной территории Империи хорошо урегулированного внутреннего рынка лишила обычные ханаанские финансовые спекуляции былых сверхприбылей. Наличие мощного имперского флота не позволяло даже мечтать о возрождении могущества на море. Культура Империи, воплотившая евангельские заповеди языком искусства, иконописи и музыки, парализовала главное орудие социальной экспансии Ханаана – пропаганду разврата и проституции.

На попытки установления такого миропорядка Ханаан отвечал мятежами. Но сил и возможностей, чтобы подорвать могущество Империи изнутри, у него не хватало. Самым успешным бунтом можно назвать восстание «Ника» во времена Юстиниана. Однако никогда более революционная деятельность ханаанейцев в Империи не принимала подобных масштабов. Оставалось действовать извне.

Штаб революционных заговоров находился на вражеской персидской территории – в окрестностях древнего Вавилона, где еще со времен вавилонского плена осели многие еврейские финансисты и торговцы. Отпущенные царем Киром домой, не все евреи возвратились в Палестину. Самые богатые из них остались жить в финансовом мегаполисе, впитав дух Ханаана и страсть к деньгам еще за пять веков до распятия Христа. Этот «экзилархат» («экзиларх» – титул светских лидеров вавилонских евреев; от лат. exsilium – «изгнание» и греч. ἀρχή – «власть»: буквально «глава изгнанных») на постоянной основе поддерживал и финансировал антиримскую партию при дворе персидских шахов и оказался одним из главных проигравших в войне с Великим Ираклием.

Но победившая Империя так же, как и поверженная Персия, была до крайности ослаблена долгой изнурительной войной. Император Ираклий нанес Персидскому царству сокрушительное поражение и восстановил позиции своей державы в Азии. Однако эта победа была достигнута напряжением всех людских и материальных ресурсов Империи. Помимо всего прочего, Сирия, Палестина и Египет все еще были охвачены пламенем еретических движений.

На этих обезлюдевших после тотальной двадцатилетней войны просторах Римской и Персидской держав арабское население подняло знамя ислама. Стоит заметить, что христиане считали ислам продолжением несторианства, так как оба этих вероучения отрицали за Христом божественную природу. Новая религия сплотила разобщенные прежде арабские племена в общину защитников веры – умму, однако сам по себе ислам вряд ли обеспечил им победу: на его стороне выступили могущественные силы, изнутри атаковавшие истощенную войной с персами Империю.

Главной такой силой, как всегда, был Ханаан, который и ранее стремился втянуть в орбиту своего влияния многочисленные племена арабов. В VI веке на территории современного Йемена было даже создано государство химьяритов с иудейской правящей династией. Однако обратить арабов в иудаизм Ханаану не удалось: во-первых, Юстиниан I разгромил химьяритское государство, ослабив тем самым позиции иудеев на Аравийском полуострове, а во-вторых, сами воинственные арабы, перейди они в иудаизм, никогда бы не смирились со своим подчиненным статусом по отношению к древним иудейским общинам.

Еще более важную роль в быстром распространении ислама сыграло то, что Империя была раздираема длившейся уже два столетия религиозной войной между защитниками Православия и монофизитами (от греч. μόνος – единственный и φύσις – природа). Монофизитство стало массовым ответом на ересь несторианства, утверждавшую, что во Христе Спасителе сосуществуют не две природы в едином лице, божественная и человеческая, а две личности – Бог и человек. Этому рассечению Спасителя надвое противостоял святой Кирилл Александрийский, добившийся осуждения несториан на III Вселенском соборе в Эфесе в 431 году.

Однако после смерти святого Кирилла его последователи уклонились в другую крайность, часть из них начала провозглашать учение о слиянии божественной и человеческой природ Христа в единую божественную природу. После короткого торжества монофизитов их учение было осуждено на IV Вселенском соборе в Халкидоне: была провозглашена православная вера о единстве божественной и человеческой природ Христа – «неслитном, неизменном, нераздельном, неразлучном».

Монофизиты не приняли решений Халкидонского собора. Они усмотрели в них лишь новое обличье несторианства. Массы народа и монашествующих в Александрии, Иерусалиме и Сирии отказывались признавать присланных из Константинополя архиереев и избирали своих, монофизитских. Императоры колебались между преследованием монофизитства и частичными или полными уступками ему ради гражданского мира.