Холодильники станут непременной частью домашней обстановки в конце шестидесятых годов, а за ними и стиральные машины, электрические кофеварки, а потом и кофемолки, и сифоны для приготовления газированной воды (пугали, дескать, они взрываются от излишка углекислого газа, но, как правило, был недобор: резиновая прокладка газового клапана от нажима литого баллончика сминалась, газ улетучивался, едва запечатанное свинцом горлышко протыкал скошенный, полый внутри шип газоприёмника, и вода в сифоне так и оставалась обычной водой из-под обычного крана). Сифоны не прижились, а телевизоры войдут в повседневный обиход чуть раньше холодильников и стиральных машин, радиоприёмники прежде телевизоров. И это странно, поскольку, стало быть, нужда в предметах, связанных с областью культуры, вроде и необязательных, оказывается сильнее нужды в предметах, удовлетворяющих материальные потребности.

Хотя и тут можно предложить особую градацию. Радиоприёмник представляется вещью более необходимой, даже насущной, чем радиола, эдакий предмет роскоши, с её отделкой деревом, блестящей полировкой, сдержанной респектабельностью (см. часть вторую главы «Немного о Марксе, ещё меньше об Энгельсе, а заодно – о дорогом Леониде Ильиче, прибавочной стоимости и много ещё о чём»). Возможно, это потому, что прослушивание радиолы – занятие, что ли, более официальное, торжественное. Для радиолы надобно свободное пространство, она вписывается не в любую обстановку. Радиоприёмник проще, а приёмник транзисторный такая штука, с которой особо не чинятся. Ставь куда хочешь, хоть на стол, хоть на самую верхнюю полку, или – бери с собой, чтобы слушать на ходу, в электричке, за городом.

Недаром так увлекательно сказано во вступлении к брошюре о транзисторных приёмниках, которые можно сделать собственными руками: «Поворот ручки – и комнату наполняет приятная мелодия. Хорошо, не правда ли? Продолжаем крутить ручку настройки приемника, музыка сменяется незнакомой иностранной речью. Не нужно много времени, чтобы убедиться в чудодейственной силе этой маленькой коробочки. И как бы ни были удивительны ее свойства, ни один школьник не вспомнит о волшебниках и джиннах. Раскрыть секрет этой коробочки он попытается, сняв крышку приемника».

Автор пособия, сознавая то или нет, отметил главное, для чего служит такой приёмник: слушать музыку, ловить иностранные радиостанции. И если немалая часть аудитории музыкальными программами на английском языке и удовольствовалась (см., опять-таки, главу «Немного о Марксе, ещё меньше об Энгельсе, а заодно – о дорогом Леониде Ильиче, прибавочной стоимости и много ещё о чём»), то не меньшее количество слушателей в СССР крутили ручки настройки, чтобы отыскать иностранные радиостанции, вещающие на родном – нашем – языке, русском, украинском, казахском, эстонском, армянском. Вот что означает эта тирада-мольба-заклинание поговори, поклевещи, родной ты мой транзисторный!

И если по советскому радио и на советском же телевидении дикторы и дикторши сообщали новости про успехи в космической области, а заодно и во всех остальных областях вместе взятых, то «Голос Америки», «Би-би-си» и другие радиостанции, вещавшие на Советский Союз, рассказывали о тех событиях, о которых здесь в официальных источниках не упоминались. И не обязательно это было какое-то разоблачение, дезавуирование режима. Упоминать о том, о чём отмалчиваются, − и того доставало. О, эти «голоса» из-за «бугра»! что ни слово – дополнительный смысл, кавычки на кавычках и кавычками поторапливают. Итак, кавычки: «Двадцать четыре года и восемь с половиной месяцев я проработал на самой что ни на есть антисоветской, покровительствуемой ЦРУ (Центральным разведывательным управлением) и финансируемой Конгрессом США радиостанции.

“Вражеский голос” – так называли ее. Да, мы были врагами советской власти, но и сама советская власть так “подставлялась”, что не критиковать ее мог только ленивый.

Дикторская и режиссерская работа на “Свободе” – без преувеличения! – оказалась для меня университетом, я читал в эфир массу эмигрантской, запрещенной в СССР литературы, я соприкоснулся в передачах с историей и теологией, а современная политическая информация буквально переполняла меня… – вспоминал Юлиан Панич, замечательный актёр, вдруг бросивший ремесло и отправившийся восвояси, а жаль. – Я читал документы самиздата и работы политических публицистов, а еще попадавшие к нам письма-вопли людей из-за “железного занавеса”. Я был уверен, что мое чтение помогало им! Я искренне сочувствовал гонимым в СССР и презирал их гонителей, и тут я был в ладу с самим собой».

Советские лекторы и пропагандисты называли эти передачи не иначе как клеветой, значительное множество граждан СССР относилось к этим передачам добродушно и отчасти снисходительно, что зафиксировано в анекдоте. На совещании в обкоме партии ответственный чин докладывает: «В прошлом году весь урожай кукурузы погиб, о чём трепались даже по ихнему “Голосу Америки”. В этом году мы посеяли кукурузы ещё больше. Пущай клевещут». Вообще анекдоты о сельском хозяйстве были, в общем и основном, макабрические. «Саранча поела все посадки на площади 400 гектаров. Мы засадили новых 500 гектаров. Нехай подавится, тварь».

Счастье, что в СССР не читали Библию, иначе назвали бы это казнью египетской. А так – саранча и саранча, а казнь египетская – планы, спущенные в колхоз из района

Глагол «клеветать» в шестидесятые и семидесятые годы, представляется, имел одно-единственное значение, недаром Василий Аксёнов сборник, где объединил свои выступления на радиостанциях «Голос Америки» и «Свобода», назвал «Десятилетие клеветы». И подсчитывал: «В эмиграции я как бы оторвался от почвы, частично переселился в волны эфира… Каждую неделю надо было выдать десять страниц текста и зачитать с “выражением” перед микрофоном. В месяц, стало быть, получалось сорок, в год четыреста восемьдесят – размер солидного романа. За прошедшее десятилетие десять романешти развеяны эфиром».

Таким образом, западные радиостанции вещали, советские граждане, буде на то желание, слушали. Проблема заключалась в том, что вещание шло на коротких волнах, но эти передачи старательно глушили при помощи специальных генераторов помех. Кто слышал хоть раз их завывания, не забудет характерного ритма. И если уж говорить о «шуме времени» в мандельштамовском значении и времени, и шума, то для шестидесятых и семидесятых годов – это звуки «глушилок». Передачи, которые шли на волнах короче 25 метров, были от помех, создаваемых «глушилками», почти свободны, однако радиоприёмники, имевшие диапазон волн 19, 16, 13 и 11 метров, в продаже появлялись очень редко, поскольку шли на экспорт. Радиолы и радиоприёмники западного производства были дороги. Вот и сиди, верти ручку настройки, пытаясь отыскать в потрескиваниях и вое свободное «окно».

Парадокс: как раз в то время по линии ДОСААФ начали поддерживать радиолюбителей, печатали для них многочисленные пособия и брошюры – современная армия нуждалась в технически грамотных, владеющих специальными знаниями и навыками бойцах, кроме того, думаю, так отчасти удовлетворялся