Крики и рокот горгулий звучали со всех сторон. Я чувствовала себя мышью, угодившей в комнату, полную котов. Уже не страх — паника гнала меня вперед.

Когда сбоку возникла огромная горгулья и щелкнула пастью в нескольких сантиметрах от моего лица, я закричала. Направила Сельву в пике, резко вышла из него, поднырнула под еще одним каменным чудовищем и едва успела увернуться от третьего.

Я больше не летела по прямой. Я вообще не понимала, в какую сторону лечу. Сердце пробивало грудную клетку, слезы и ветер жгли щеки. Сельва подо мной сходила с ума.

Когда в меня вцепились тонкие, острые, словно спицы, каменные пальцы, я снова не сдержала крика. Дернулась, пытаясь стряхнуть горгулью. Закрутилась бочкой и заорала во все горло, ощутив, как это самое горло обвил тяжелый ошейник. Едва он защелкнулся, полог тьмы сдавил настолько сильно, что перед глазами поплыло. Последнее, что я ощутила, прежде чем провалиться в небытие, — чувство падения.

И где-то на краю сознания успела мелькнуть печальная мысль. Одиннадцать лет я искала ответ на главный вопрос. Что важнее: честь семьи или собственная жизнь? Однако вместо ответа я нашла смерть для нас обоих: и для себя, и для рода.

* * *

Просыпаться было больно. Я впервые почувствовала, каково это — прилагать усилия, чтобы открыть глаза. На них будто были свинцовые гири, по векам разлилась неподъемная тяжесть. Тело ныло.

Морщась от каждого движения, я села и огляделась. Вокруг были лишь низкие стены да решетка из толстых прутьев, местами покрытых коррозией. Матрас подо мной оказался тонким и очень колючим: едва я оперлась на него, как в ладони врезались острые, как иглы, стебли соломы.

У края решетки стоял жестяной поднос, на котором находились кружка с водой и тарелка с чем-то мутно-коричневым. Стоило увидеть еду, пусть и такую неаппетитную, желудок тут же отозвался голодным урчанием. Но я не пошевелилась — напротив, вся подобралась и с опаской уставилась на поднос. Зелья темных необязательно добавлять в пищу: достаточно смазать ими посуду, и тогда одно прикосновение может стать фатальным.

Горло стянуло удавкой жажды. Неосознанно я дотронулась до него, но против ожидания пальцы ощутили не мягкость кожи, а шершавость ошейника.

Я знаю, что это за вещь, — прочитала в свое время в домашней библиотеке. Сковыватель силы. Один из первых артефактов, созданных еще до Великой войны. Он блокирует дар носителя: не дает дотянуться ни до источника света, ни до внутренней тьмы. Из-за него я стала не просто Недоделком — пустышкой, неспособной создать даже примитивнейшее заклинание. И уж тем более я не могла выстроить цепочку прабабкиного проклятия.

У меня забрали все: свободу, силу, надежду на будущее и право распоряжаться собственной жизнью. Словно выброшенный на берег кит, я слабо дергалась в попытках вернуться в родную стихию, но уже понимала: смерть неизбежна. Вот она — тут, на берегу. Укрытая слепотой каменной коробки, в которой не нашлось места даже для самого крошечного окна.

Грустно умирать, не зная, смотрит на тебя солнце или луна. Почему-то именно сейчас захотелось выяснить, кто покровительствует таким, как я, — неправильным и чуждым. Полуночная Матерь? Или Пресветлый Отец? А может, они оба веселятся, наблюдая, как их дети уничтожают друг друга? Как очерняют сердца ненавистью?

Мне бы хотелось возненавидеть их в ответ, правда. Но это выше моих сил. В глубине души я люблю их обоих: Солнце и Луну, день и ночь, свет и тьму… Меня и Хэйдена.

Хэйден…

Ему придется отречься от нашей связи. Показать, что одурачен отродьем светлых, отойти в тень и тем самым защитить северные кланы. Я понимаю и не осуждаю его. Такова цена наших секретов: мы оба несем ответственности не только за собственные судьбы. И, выбирая его, я знала, на что шла.

Но все же я сожалею… Сожалею, что не отдала себя всю, что не познала огонь севера и не прочувствовала до конца, насколько жарким и нестерпимым он может быть… Что так и не стала той единственной, кто подарит ему наследников. Хотя, возможно, я с самого начала желала слишком многого.

Для Недоделка у меня получилось спасти немало судеб. Хэйден завершит ритуал, я уверена, — а значит, Арден, избавленный от безумия, будет жить. Киган будет жить. Когда-нибудь у них с Ллосой родятся дети, и они тоже будут жить… Так много жизней в обмен на одну мою. Не страшно умереть. Страшно умереть без причины. А у моей жизни, как и моей смерти, причина была.

Донесшийся издалека звук шагов заставил вынырнуть из размышлений и обратиться в слух. Кто-то приближался. Я слышала тихий шорох каменной крошки под подошвами, стук каблуков, ритмичный, уверенный, и едва различимый шелест одежды.

Ухватившись за ледяную стену, я медленно встала и приблизилась к решетке.

Ошейник душил. Тьма подземелья давила на плечи с такой силой, будто желала поставить меня на колени. Но только я не собираюсь сдаваться. Я дочь рода Мак-Мора и ни перед кем не встану на колени! Даже теперь.

Шорох шагов звучал все отчетливее. Через секунду из-за поворота коридора показалась фигура, закутанная в плащ. Объемный капюшон нависал так низко, что скрывал лицо незнакомца. Да и приглушенный свет подземелья рождал густые тени, не давая рассмотреть идущего. Однако я все равно его узнала — этот плащ темно-синего, точно сумеречное небо, цвета, с широким кантом на капюшоне. Именно такой был на незнакомце, оставившем в северном хранилище камни светлых чародеев.

Сердце забилось быстрее, разгоняя по венам не только кровь, но и надежду. Не на спасение, нет. Но хотя бы на ответы. Кто пришел тогда ко мне? Ради чего помог? И была ли то помощь или очередная ловушка, которой мне чудом удалось избежать?

Наконец незнакомец дошел до решетки и остановился. Я почувствовала на себе тяжелый взгляд. Даже не видя лица, ощутила, что на меня смотрят едва ли не с яростью. И все внутри обмерло от предчувствия недоброго.

Когда незнакомец резко вскинул руку, я отступила, опасаясь проклятия. Но тонкие, по-женски ухоженные пальцы ухватились за ткань капюшона и скинули его на плечи.

Теперь я увидела кривую усмешку на красивом лице. Лице, которым всегда восхищалась.

— Хочешь моей смерти? — спросила спокойно. — За этим ты здесь?

Алые губы растянулись сильнее.

— Ты, как всегда, спешишь с выводами, Недоделок, — хмыкнула Мойра.

Вопросы посыпались, словно бусины из порванного ожерелья. Кучно, шумно, сталкиваясь и отскакивая, они разлетались внутри моей головы, терялись и находились вновь.

— Ты… знала?

От волнения пальцы непроизвольно сжались. Вся моя суть натянулась, точно струна. Причем до того сильно, что, казалось, коснись ее, и она не зазвучит — лопнет.

Мойра снова криво усмехнулась.

— Разумеется. Ты не умеешь врать, Недоделок. И никогда не умела. Думаешь, я не видела, как испуганно ты замираешь, стоит только заговорить о твоей силе? Даже спустя годы я по-прежнему вижу, когда ты пытаешься храбриться. Вот как сейчас, например.