— Что случилось, герр Крылов? — спросил, улыбаясь, аптекарь герр Струве. — Отчего мальчики так всполошились?

— Ничего особенного, — ответил Маликульмульк, — у меня маленькие неприятности, и они хотят мне помочь. Они только дойдут со мной до Рижского замка и вернутся.

Пообещал — и промахнулся.

В Южный двор их пропустили не сразу — Паррот и Гриндель были караульным незнакомы. Маликульмульк позвал на помощь дворецкого, Егора Анисимовича, тот вышел и сказал, что их сиятельство княгиня велели просить. Тогда только все трое оказались в апартаментах Варвары Васильевны.

Княгиня ждала в своем кабинете. Первым велела зайти Маликульмульку.

— Явился, голубчик, — с неудовольствием сказала она. — К тебе уж посылали.

— Боюсь показаться на глаза его сиятельству, — честно ответил Маликульмульк. — И гонялся за итальянской скрипкой.

— И что же?

— Без вас не обойтись, ваше сиятельство. Нужно расспросить Екатерину Николаевну, мне она правды не скажет.

— А мне?

— Вам — пусть попробует не сказать!

Княгиня усмехнулась — ей нравилось ощущать себя настоящей хозяйкой.

— Вот, я записал то, что мне рассказала Маша, — Маликульмульк отдал княгине бумажку. — Мы эти слова истолковали в том смысле, что госпожа Залесская помогла полковнику спрятать украденную скрипку. К тому же я в первый день нового года проводил Екатерину Николаевну в Цитадель, в Петропавловский собор. Как я понял, там у нее было свидание с Брискорном, и свидание неутешительное — выйдя, она плакала и говорила странные вещи, о чем-то безмерно сожалела и боялась, что все придется рассказать вам, потому что лишь вы поймете.

Княгиня просмотрела бумажку.

— Степка! — крикнула она. — Вели Екатерине Николаевне сейчас же идти сюда.

— Ваше сиятельство, у нас есть доводы как в пользу Брискорна, так и не в пользу, — продолжал Маликульмульк. — Это как пресловутые чаши весов Фемиды. Сам с ним беседовать я не могу…

— Он тебя попросту пришибет, без лишних разговоров, — прозорливо заметила княгиня.

— А показания Екатерины Николаевны лягут на нужную чашу. Мне и самому бы не хотелось, чтобы виновником оказался Брискорн…

— А мне бы хотелось, чтобы никто не смел князя за нос водить! Пусть даже инженерный полковник! Никто бы не смел!

Сгоряча она ударила кулаком о столик, подскочила и слетела на пол корзиночка с рукоделием.

Рыжая чертовка, подумал Маликульмульк, невзирая на годы — прекрасная рыжая чертовка, и как вышло, что при беспутном дворе покойной государыни вдруг вызрела столь пылкая и долговечная любовь?

— Удалось ли вам узнать, ваше сиятельство, откуда в галерее взялся перевернутый ящик? — спросил он, собрав с пола моточки шерсти, фунтики, тряпочки и коробочки…

— Дозналась. В ящиках привезли фрукты. Места на поварне мало, народу суетилось много, и Трофимка велел все ненужное вытаскивать во двор. Какие-то корзины оказались в Северном дворе, а несколько ящиков — в Южном, но только людишки божатся, что возле дверей их не оставляли, а оттащили подальше, туда, где галерея загибается углом. Нетрудно было взять там ящик и донести до двери. Будь я кавалером — так бы и поступила.

— А… а как это относится к ящику? — удивился Маликульмульк.

— Кавалеры выводили дам во двор, это я знаю точно, так чтобы дама не стояла, следовало бы ей хоть ящик предложить.

— Ваше сиятельство, еще — важнейший вопрос. Не приходил ли в замок старый Манчини — повидаться с мальчиком?

— И коли приходил бы — я не велела бы пускать. С ним Христиан Антоныч возится, этого твоего Манчини на все корки клянет. Родитель сыскался! В Зубриловке я бы такого родителя на конюшню отправила — вгонять ума через задние ворота! Умирающее дитя по всей Европе таскать!..

— Он не родной отец мальчику.

— Оно и видно!

Екатерина Николаевна быстрым шагом вошла в кабинет и застыла, приоткрыв ротик, с глупейшим лицом: она не чаяла увидеть там Маликульмулька.

— Ну, голубушка, — сказала по-русски княгиня, — нагрешила, так наберись мужества и покайся. Ты, Иван Андреич, поди прочь, а то она, чего доброго, в обморок хлопнется, а я кудахтать вокруг обморочных не обучена, могу и оплеухой исцелить…

Уходя, он кинул взгляд на бедную Екатерину Николаевну. Она и впрямь была близка к обмороку.

— Придется малость подождать, — сказал он Гринделю и Парроту. — Скверная новость — старик Манчини пропал. В замке его не видели.

— Даже не пытался навестить мальчика? — спросил Паррот.

— Даже не пытался… Хотел бы я знать, в каких грехах кается там эта дама! — воскликнул Маликульмульк.

— Вам рассказ вашего приятеля-картежника не внушает доверия? — спросил Паррот.

— Я же не знаю, с кем он беседовал, от кого набрался этих сведений. А что Брискорн — родственник фрау Граве, он всего лишь предположил. Как тут можно верить?

— Больной идет на поправку, — усмехнулся физик.

— Если скрипку вынес Брискорн — то не все ли равно, когда уехали музыканты? Не все ли равно, когда встретил их Манчини? — спросил Давид Иероним. — Для чего ему тут лгать?

— Но зачем старый черт выгораживал квартет? Отчего он не хотел, чтобы на квартет пало подозрение? — двумя вопросами ответил Маликульмульк. И они сцепились спорить о перемещениях артистов на приеме.

Ждать княгиню им пришлось не более десяти минут. Варвара Васильевна сама вышла к ним.

— Ревет в три ручья, — объяснила она Маликульмульку. — Знаешь поговорку: вор у вора дубинку украл? Вот нечто похожее и вышло.

И тут княгиня перешла на французский.

— Брискорн строил ей куры в надежде, что она поможет уговорить меня приютить в замке его беспутную родственницу, эту фрау Граве, которая оказалась в глупейшем положении. Из другого места престарелый любовник бы ее извлек. А с нами, Голицыными, не поспоришь. Вот что означали слова «ее надобно спрятать». И за содействие Брискорн был бы ей благодарен. Видите, все объясняется. А она сперва отказывалась меня просить — видно, цену себе набивала.

Паррот хмыкнул — ему не очень понравилось, что шулер оказался в своих домыслах прав.

— Слова «барон дал слово» тоже к той фрау относятся. Видимо, он обещал уладить дело и жениться на ней, но я полагаю, фрау врет или же ей померещилось, — тут Варвара Васильевна опять перешла на русский. — Брискорн, уговаривая мою дуреху, увлекся чересчур, как оно бывает… Кавалер горячий, оно и по роже видно. Потом опомнился, да и на попятный! Вот о чем они в соборе говорили. А она вздумала, что коли мне все расскажет, я ее пожалею, князю на Брискорна нажалуюсь, тот приказом по гарнизону велит полковнику венчаться. Она, голубушка, даже хотела в брюхатости мне сознаться, вот до чего додумалась. Ну, помогла ли я в розыске?