class="p1">Но шорох продолжался, и Мина, с бьющимся сердцем, отправила свою руку вокруг дерева – навстречу его руке. Ее пальцы шарили по коре, сбивая на землю тонкие серо-коричневые чешуйки, пока не нащупали его руку, к которой она прикасалась только один раз, когда на вечеринке они, по американскому обычаю, обменялись рукопожатием. Его пальцы были теплыми, кожа – мягкой и гладкой. Медленно, без спешки, они сплели руки. Оба знали, что не должны этого делать, но стоило их рукам соприкоснуться, и им тотчас начало казаться, что ничего более естественного и быть не может. Интересно, не это ли имела в виду Дария? Не это ли было тем самым счастьем, которое она так настойчиво искала для дочери?

– Здесь так красиво! – выдохнула Мина.

Они поговорили еще немного: о снегах на вершине гор Эльбурс[42], которые Рамин видел каждое утро из окон бабушкиного дома, о разнице между настоящим иранским кебабом и блюдом того же названия, которое продается в Америке. Потом Рамин попросил у нее номер телефона, а когда она сказала – повторил его несколько раз, чтобы запомнить. И все это время они продолжали держаться за руки.

А потом пошел снег.

Сначала с неба упало несколько одиночных снежинок, они садились ей на ресницы, на язык, на их переплетенные пальцы. Потом снег пошел гуще, он забивался в щели между их ладонями, словно скрепляя навечно, превращая их в одно – в крепкий узел, который невозможно разорвать. И, стоя за деревом всего в нескольких ярдах от бдительных Стражей, с ног до головы закутанная в платок и рупуш, Мина вдруг ощутила такую свободу, какой не испытывала еще никогда. Голос Рамина ласкал и баюкал, и ей показалось, что ее ноги отрываются от земли. Пройдет много лет, но она будет снова и снова вспоминать эту минуту, когда впервые в жизни влюбилась по-настоящему. Это Мина знала точно, но… Будет ли эта минута единственным, что останется у них в старости? Будут ли они «поддерживать контакт» или ее жизнь покатится дальше по накатанным рельсам в соответствии с составленным заранее расписанием, в котором такие пустяки, как любовь, попросту не предусмотрены? А он?.. У него тоже есть дела, есть работа, которая отнимает уйму времени и сил… И все же никакие обстоятельства не смогут отменить того, что случилось, не смогут зачеркнуть, сделать небывшими эти волшебные минуты. Мгновение, когда их руки соприкоснулись, стоило того риска, на который они пошли, отправившись в парк на свое первое свидание.

– Уже поздно, – сказала Мина и ощутила, как ее охватывают печаль и чувство потери. Она была рядом с единственным мужчиной, который был ей по-настоящему нужен, и вот – пора было уходить. Торжественный обед (и Дария) ждать не будут. Да и Рамина, наверное, тоже ждут… – Нам нужно идти.

Он в последний раз пожал ее пальцы.

– Я позвоню тебе в Нью-Йорк, – сказал Рамин.

Медленно, неохотно Мина выпустила его руку. Некоторое время она прислушивалась к его удаляющимся шагам, к тому, как мягкие мокасины шуршат по мокрым от снега листьям. Дрожь пробежала по ее телу, но от холода или чего-то другого, она сказать не могла. Вот сейчас, думала Мина, он проходит мимо Стражей и сворачивает на улицу, направляясь к дому бабушки. Завтра он отправится в аэропорт и сядет в самолет, чтобы вернуться к своей американской жизни. Иншалла. Если того захочет Аллах. Основания для беспокойства у нее были: выехать из страны было не проще, чем въехать. Иногда уезжающих задерживали буквально за несколько минут до посадки в самолет. Только бы все обошлось!..

– До свидания, – прошептала она в пустоту, чувствуя, как дрожат и подгибаются вмиг ослабевшие колени.

Когда Мина сделала шаг от дерева, ее платок, зацепившийся за кору, едва не слетел с головы, и она, схватив его рукой, сильно дернула. Ткань освободилась, но, обернувшись, она увидела в щели ствола тонкую зеленую ниточку.

Стражи все еще курили возле машины не то по третьей, не то по двадцатой сигарете. Припорошенные снегом, они выглядели совсем не страшными. Один разговаривал по портативной рации, потом передал ее товарищу. Когда Мина проходила мимо, другой Страж повернулся в ее сторону, окинул ее взглядом с ног до головы, всмотрелся в лицо. Неужели он знает?.. Неужели он видел Рамина под деревом и обо всем догадался? Мина ускорила шаг, она все еще была напугана и в то же время чувствовала себя как никогда живой. Ни один Страж, ни один прохожий не мог знать, что ее жизнь только что круто изменилась под действием любви.

Мина думала о зеленой ниточке из платка, зацепившейся за кору чинары. Будет ли она все еще висеть на чинаре, когда снег кончится? Будет ли она висеть там после зимних ветров и дождей, после того, как настанет весна и набухнут почки, после того, как юные Стражи состарятся и умрут?.. Сколько времени способна провисеть на коре бессмертного дерева тонкая ниточка? Мине хотелось, чтобы она оставалась там как можно дольше, чтобы она стала вечным памятником мгновению, когда ее собственная жизнь, ее мир еще раз раскололись на обыденное Раньше и новое, сияющее После…

34. Поэты, поэмы, молитвы и Персеполь

– Мина, посмотри!.. – Сидя в самолетном кресле, Дария с воодушевлением взмахнула картой. – Наш Иран похож на кошку. Ее левое ухо граничит с Турцией, правое повернуто к Азербайджану, брюшком она лежит на Персидском заливе, а правым бочком трется об Афганистан и Пакистан.

– Я знаю. – Это изящное рассуждение Мина слышала еще в школе.

– А вот здесь проходит граница с кровавым Ираком, – вставил Ага-хан.

Мина глядела в самолетный иллюминатор, но думала о Рамине. Каждый раз, когда Меймени сталкивалась с серьезной жизненной проблемой, она доставала «Диван» средневекового персидского поэта Хафиза, открывала на произвольной странице и читала то, что было напечатано в правом верхнем углу. Там, считала Меймени, и содержался ответ на любой вопрос.

Самой Мине хотелось бы спросить Хафиза, будут ли они с Рамином «поддерживать контакт» или все сведется к паре телефонных звонков и открытке на Рождество. Будут ли их отношения развиваться и в каком направлении? То, что они пережили в Иране, оставалось как бы вне времени, вне реальности. Сможет ли чувство, зародившееся в древней стране под вечной чинарой, уцелеть в суете кипучей, вечно куда-то спешащей Америки?

– Шираз тебе понравится. – Дария стиснула ее локоть. – Этот город – родина многих наших великих поэтов. Шираз известен своей литературой, своим вином и… романтикой. Кроме того, мы сможем посетить Персеполь,