Когда Мунги закончил, я выдал по двести долларов и пачке дядиных метикалей разведчикам, а еще триста долларов перекочевали в карман предводителя. Конечно, очередная трата сильно пошатнула мое финансовое положение, однако на фоне грядущего обретения алмазов это казалось сущей мелочью. На прощание все молча обнялись, и через минуту поляна опустела: разведгруппы двинулись в сторону переправ, а мы, вновь оседлав нашего железо-деревянного монстра, взяли направление на север.

Для начала нам требовалось добраться до деревни Мангуана, что лежала на территории полуострова, образованного двумя рукавами легендарной Лимпопо. Там мы рассчитывали купить гражданскую одежду и нанять другой автомобиль — менее бросающийся в глаза. А далее нам предстояло играть роль носильщиков, сопровождающих раненого юаровца (которого, разумеется, был призван изображать Владимир Васильевич).

Но, как чаще всего и случается при спонтанно подготовленных мероприятиях, план наш забуксовал — в прямом смысле этого слова! — с самого начала. Преодолевая небольшой ручеек, мы не учли, что прошедший накануне дождь резко повысит к утру уровень воды, в результате чего правое переднее колесо почти сразу ухнуло в глубокую промоину. Все попытки вызволить машину из глинистого плена оказались тщетными, и далее пришлось идти пешком. Когда же мы вышли наконец к намеченной точке, где собирались нанять лодку для переправы, то увидели, что все рыбацкие судна стянуты к деревне, то есть к противоположному от нас берегу. Ширина реки в этом месте не превышала трехсот метров, и, наверное, можно было бы рискнуть преодолеть ее вплавь, если бы… Если бы не огромное стадо гиппопотамов, облюбовавших ее просторы для своего лежбища.

Однако Мунги не растерялся. По его команде бойцы рассыпались по окрестным кустам, и, к моему глубочайшему изумлению, минут через пятнадцать один из них притащил откуда-то маленькую лодчонку. Разумеется, о том, чтобы переправиться на ней всем вместе, речи не шло: крошечная байдарка, слепленная из кусков коры и кожаных шнурков, в лучшем случае могла выдержать только двоих.

По заданию командира на противоположный берег отправился Омоло: Мунги поручил ему найти лодку побольше. Нанятый кафром рыбак долго не соглашался брать на борт сразу всех, настаивая на двух рейсах (чтобы заработать тем самым вдвое больше), и мы вынуждены были уступить его условиям. В итоге операция «Переправа» отняла у нас более двух часов, однако на суше пересесть на другой транспорт повезло почти сразу. Впрочем, слово «повезло» здесь не слишком уместно, скорее — провезло. Дело в том, что местность между рукавами Лимпопо хоть и весьма плодородна, но крайне нестабильна в смысле передвижения по ней в сезон дождей. Другими словами, в сухую погоду путешествовать здесь, наверное, можно без проблем, а вот в дождливую… В общем, как Бог даст.

Бог был к нам в тот день милостив — «дал» старый, донельзя изношенный трактор «Беларусь», невесть каким ветром занесенный в эти края. Тележки, в которой можно было бы с известным комфортом разместиться, к трактору не полагалось, и нам пришлось довольствоваться деревянной волокушей, прикрепленной к «вседорожнику» цепями. Водитель — жилистый, наголо остриженный парнишка лет двадцати, — задался, видимо, целью продемонстрировать, какой он лихой водитель: гнал трактор на самой высокой передаче. Справа и слева от волокуши грозно вздымались буруны потревоженной грязи, и я всю дорогу опасался, как бы носилки с Владимиром Васильевичем не соскользнули со столь неустойчивой платформы: свались они в расстилавшуюся вокруг трясину — спасти дядю оказалось бы крайне проблематично. К счастью, обошлось без аварии.

За час с небольшим мы добрались до населенного пункта Каве. Водитель высадил нас на берегу реки, откуда открывался потрясающий вид на густо поросший высоченными деревьями остров. Дальше дороги не было.

Пока я возился с дядей, помогая ему оправиться после столь сумасшедшей гонки, подручные Мунги отправились в деревню, чтобы закупить провизию, одежду и снаряжение.

— Сашок, — едва придя в себя, радостно обратился ко мне дядя, — ты глянь только, какие чудеса творятся! У меня и вторая нога задвигалась! Правая уже четко в колене сгибается, а на левой я ступней крутить научился. Эдак, дружище, через пару дней я и сам, глядишь, на своих двоих пойду… Представляю, как Мунги разозлится!

— С чего бы?

— Да наверняка кричать начнет: мы, мол, тебя тыщу миль на себе тащили, а ты, гад, и сам, оказывается, ходить умеешь…

— Неужели и вправду будет недоволен?

— Да нет, конечно. Думаю, он и сам из-за меня переживает. Просто натура у него такая — лишь бы к чему придраться… А впрочем, он в последнее время изменился: совсем другим стал, нежели раньше. Может, у него и впрямь сейчас дело всей жизни решается?

Пока мы обсуждали командира, из деревни начали возвращаться наши попутчики. Одному из них удалось приобрести там старенький шестикратный бинокль, и он гордо вручил его команданте. Довольный Мунги тотчас спустился к реке и, приставив полезную вещицу к глазам, принялся внимательно рассматривать раскинувшийся на противоположном берегу остров.

В этот момент я заметил направляющегося к нам атлетически сложенного мужчину в форменной одежде с нервно прыгающей пистолетной кобурой на поясе. За ним семенил щуплый напарник с перекинутой через грудь винтовкой. Я толкнул локтем сидящего рядом кафра; тот, стрельнув глазами в сторону незнакомцев, негромко сказал что-то своим соратникам. Бойцы мгновенно внутренне подтянулись, явно приготовившись к любому повороту событий.

Неожиданно вмешался Владимир Васильевич: капризно-недовольным тоном он первым осведомился у приблизившихся к нам представителей власти, как долго еще ожидать парома. Человек в форме (представившийся впоследствии помощником военного коменданта) не ожидал подобной дерзости и потому заметно стушевался. Дядя же еще более вошел в раж: повысив тон, потребовал у визитеров отчета, почему, дескать, пристань не оборудована должным образом и больные люди вынуждены в самый зной лежать под палящим солнцем? Помощник коменданта сделал попытку оправдаться: все приличные иностранцы, мол, проходят через пост в Мапулангене.

— Причем здесь иностранцы? — совершенно распалился старпом. — А местные ваши граждане что, не люди?! Или хотите, чтобы я отправил вашему начальству жалобу на вас?!

Столь мощной психологической атаки помощник коменданта не выдержал. Не желая более выслушивать в свой адрес нелицеприятную критику, да еще в присутствии подчиненного, атлет ретировался, зловеще пообещав напоследок, что непременно сделает запрос о правомерности нашего пребывания в подотчетном ему районе. Нас же в ту минуту это не волновало абсолютно: от острова в нашу сторону скользила уже неуклюжая посудина парома.

На борт выкрашенного белой краской и собранного — на манер катамарана — из двух широченных плоскодонок парома взошли, помимо нас, еще несколько женщин, трое детей да пяток баранов, боязливо жмущихся друг к другу и жалобно блеющих. Двое паромщиков ловко управлялись с широким рулем под монотонное бормотание дизеля, стараясь избегать столкновений с резвящимися в воде крокодилами и гиппопотамами. Решив, что паром движется слишком медленно, я и мои попутчики, не сговариваясь, разобрали аварийные весла и изо всех сил принялись грести ими, желая поскорее приблизить момент высадки.