– Ольга, что там за шум?

– Марк Станиславович, к вам Ульрих рвется. Он грозит меня в окно выкинуть. Я не хочу.

Несмотря на тяжелую обстановку, генеральный прокурор юмор оценил. Он вообще никогда не терял присутствия духа и любил, чтобы подчиненные воспринимали события с долей иронии, даже в разгар самых тяжелых кризисов. Будучи женщиной неглупой и опытной, Ольга это прекрасно поняла еще в первую неделю работы в офисе.

– Ульрих, тронешь девочку хоть пальцем, лично надаю по шее. Что у тебя?

– Свежак, господин прокурор! Прямо из морга!

– Какой оттуда может быть свежак? - усмехнулся Симонов.

– А еще я родню потерпевших опросил, та-акие факты всплыли!

– Заходи…

В зале заседали трое. Без круглого стола, просто в креслах у имитации камина. Генеральный прокурор Симонов с интересом взглянул на следователя и указал ему на четвертое кресло, в точности как у других. Такая демократичность высокого начальства теоретически должна была подкупать, но Ульриха сейчас меньше всего волновали благосклонные жесты. Да и не жест это был вовсе. Не тот человек был прокурор, чтобы разводить церемонии, следователь это прекрасно знал и уважал начальство за реальную, не показушную демократичность. Причем гораздо сильнее, чем за профессиональные качества. Как раз о них следователь был невысокого мнения. Но генеральный не был «коренным» сотрудником, начинал карьеру он в армии, и ему было простительно.

Ульрих уселся в кресло, пробурчал «здравствуйте» в ответ на кивок второго заседателя - это был Картер, директор ЦРС - и с интересом уставился на третьего. С интересом, потому что следователя крайне занимало, что он сейчас чувствует и о чем размышляет, уставившись на голографический огонь? Начальник Управления полиции Белкин, казалось, не замечал появления Ульриха, полностью погрузившись в тяжкие раздумья.

– Вещай, - разрешил Симонов. - Что они тебе рассказали?

– Покойники?

– Родственники.

– А-а… я хотел с морга начать.

– Ну, давай так.

– Вот.

Ульрих порылся в кармане и достал пакет с чем-то тяжелым. Он подбросил пакет на ладони, и «что-то» в нем брякнуло.

– Копилку у ребенка отнял?

– Это пули, господин прокурор. Шестнадцать штук.

– Пули?

– Да, сорок четвертый калибр порохового оружия. Эксперты-оружейники говорят - редкая штука… Извлечены из тел погибших. Вернее, из их черепов. Так что все сходится.

– Ты намекаешь на спецоружие? Белкин, твои группы захвата пользуются пороховиками сорок четвертого?

– Вообще-то положено пользоваться девятимиллиметровыми, но есть, конечно, особые энтузиасты. - Начальник полиции угрюмо взглянул на Ульриха, а затем на Симонова. - Только их немного. Лазерники удобнее и надежнее.

– Но ведь по конвенции тридцать второго года городская полиция обязана соблюдать нормы безопасности и пользоваться только бесшумным пороховым оружием останавливающего действия! - запротестовал следователь. - Насколько я понимаю, чем крупнее калибр, тем действие более… останавливающее, и как раз поэтому его используют ваши спецназовцы. Правильно?

– Нет, неправильно, - возразил Белкин. - Ваши уловки оставьте для допросов. Во-первых, спецгруппам разрешено пользоваться армейскими лазерными винтовками, микроволновыми пушками, нервно-паралитическим газом и психотронными излучателями. Электрошокеры, водометы, пороховики и слезоточивый газ - удел обычных полицейских. Во-вторых, сорок четвертый калибр в прошлом частенько изготавливался под «магнум» - патрон гораздо мощнее обычного. Но даже и стандартный патрон этого калибра - редкостная сволочь. Ни о каком «останавливающем» действии не может быть и речи. Такое оружие убивает наповал с самыми разрушительными внешними проявлениями. Вы не могли вынуть шестнадцать пуль из черепов пострадавших. После такой изуверской казни - всех на колени и с близкого расстояния по пуле в затылок - у них и черепов-то не должно было остаться. Разнесло бы как глиняные горшки.

– Ульрих! - Симонов кивнул, соглашаясь с начальником полиции, и строго посмотрел на следователя. - Ты сам вынимал пули?

– Я же не патологоанатом. - Толстяк обиженно засопел. - Но у меня нет причин не верить коронерам! Они и заключения мне в комп сбросили. Прямо с больничного сервера. Все шестнадцать как на подбор; причина смерти - огнестрельное пулевое ранение в затылочную область головы. Может, у этих полицейских патроны не «магнум» были, а, наоборот, какие-нибудь нестандартные, ослабленные?

– Короткобойные, - подсказал Симонов.

– Ну, - снова оживился Ульрих. - Вот и застряли пули в башках!

– У полицейских все одинаковое, штатное, - раздраженно бросил Белкин. - Подстава это. Кто подписывал заключения?

– Эксперты и директор клиники.

– Ну так побеседуйте с этим директором. И с прозекторами побеседуйте, которые непосредственно вскрытия делали!

– В лесу побеседовать? - не сдержался Ульрих.

Секундой позже он понял, что не прав, и взглянул на Белкина исподлобья. Начальник полиции перенес оскорбление достойно. Он лишь многозначительно взглянул на Симонова. Тот огорченно поморщился и покачал головой:

– Старший следователь Ульрих, ваше поведение недопустимо.

– Виноват, господин прокурор, признаю и прошу меня простить. - Он взглянул на Белкина. - Извините, господин начальник, такой уж скверный характер.

Полицейский вяло шевельнул рукой - «да ладно» - и снова уставился в камин. Ульрих вновь воспрянул духом.

– Ну ладно, с пулями пока не все понятно - проверю, но родственников я сам опрашивал! За достоверность ручаюсь. Кроме одного, всех опознали.

– Кроме кого?

– Ну, если опираться на данные из гиперсети, это был партийный лидер. Этот, как его… Явор!

– Самый обычный горлопан, - заметил Картер. - В его досье даже ни одного приличного подвига нет, сплошь мелочовка. И вообще эта «Свобода и право» никуда не годилась. Сборище лентяев. Партия называется. Любители пива и то более организованны и политически весомы.

– Ну да, лентяев, - Ульрих усмехнулся. - А что еще интересного знает ЦРС об этой партии?

– Интересного? - Картер пожал плечами. - Около тысячи членов, примерно сотня - бойцы. Но все вместе редко собираются. Лентяи и есть. В активе десяток мелких стычек с полицией на митингах объединенной Оппозиции и антиглобалистов. Конкретной политической программы нет и в помине, главный лозунг - «Против власти за свободу».

– Анархисты, - вывел Ульрих.

– Не совсем. Власть им не по душе только нынешняя. Как бы. А если копнуть, внутри своей банды ограничения свободы они признают и развивают. Например, поборы под видом взносов, запрет на посещение некоторых общественных заведений и мероприятий, принудительное участие в «партийных оргиях» - особенно для молоденьких неофиток, преследования людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией…