Тем не менее, генерал Мерсье отдал приказ арестовать капитана Дрейфуса, что и было сделано 15 октября. Подозреваемого препроводили в тюрьму Шерш-Миди. Расследование поручили майору Дюпати де Кламу, заведомо убежденному в виновности Дрейфуса. Он приказал обыскать дом задержанного и угрожал его супруге, заявив несчастной женщине, что ее муж арестован за худшее из преступлений и что вина его доказана. Никаких улик при обыске не нашли. Обвинение основывалось исключительно на бордеро. Назначили трех новых экспертов. Ни один не согласился с мнением других. «Подобное расхождение в результатах экспертиз никак не подкрепляет обвинение, создается впечатление, что делу вот-вот будет дан задний ход[95]».

Утечки, между тем, продолжаются, пресса неистовствует. 29 октября газета Эдуара Дрюмона «Ла Либр Пароль» («Свободное слово») дает броский заголовок на первой полосе: «ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИЗМЕНА. АРЕСТ ОФИЦЕРА-ЕВРЕЯ АЛЬФРЕДА ДРЕЙФУСА».

Все, что относится к армии, свято. В воздухе витает мечта о реванше. Поражение 1870–1871 гг. и потеря Эльзаса и Лотарингии в сознании граждан могли быть только результатом предательства. Теория заговора будоражит общественное мнение. К гипертрофированному патриотизму добавляется менее благородное чувство — антисемитизм. Его используют в политических целях все чаще, он отравляет все классы общества и подогревается прессой. Каждой день продается от миллиона до полутора миллионов газет.

Эдуар Дрюмон сделал антисемитизм своим коньком. Его газета «Ла Либр Пароль» (основана в 1892 г.) придерживается ультранационалистических взглядов и опирается на ненависть к евреям. Газета «Ла Круа», имеющая католическую направленность (основана в 1883 г. ассомпционистами[96]), не стесняется называть себя «самой антиеврейской газетой Франции».

Напомним, что в те годы евреев во Франции не больше 80 тысяч, то есть 0,02 % населения, и больше половины живут в Париже. Во всем офицерском корпусе, насчитывающем 40 тысяч человек, 1 % евреев, то есть не более 300 человек.

Травлю инициирует генерал Мерсье. 17 ноября он дает интервью «Матен», 27-го — «Фигаро», и в обоих случаях заявляет, что виновность офицера Дрейфуса не вызывает сомнений.

Таким образом, общественное мнение сформировано еще до начала процесса. Начинается разнузданная антисемитская кампания. В стороне от всеобщей истерии остаются немногие. К их числу принадлежит Сен-Жене (Эмманюель Бюшерон), военный хроникер «Фигаро». 19 декабря он пишет: «Во Франции сорок тысяч офицеров: этот капитан просто один из них. […] Будь он католиком или вольнодумцем, в его поступке усмотрели бы один из тех отдельных чудовищных случаев, какие происходят во все времена, и назавтра заговорили бы о чем-нибудь другом. […] А сейчас в стране только и разговоров, что об одном человеке и его предательстве, и все потому, что он — еврей».

В тот же день, 19 февраля, капитан Дрейфус предстал перед закрытым заседанием военного суда, где ему зачитали обвинение: «Господин капитан Дрейфус обвиняется в том, что в 1894 году по преступному умыслу вступил в сношения с одним или несколькими агентами иностранных держав и с целью предоставить им средства для совершения вооруженного нападения либо начала войны против Франции передавал им секретные документы. Обвинение, выдвинутое против капитана Дрейфуса, основано на деловом письме, написанном на бумаге „плюр“, не подписанном и не датированном, удостоверяющем, что конфиденциальные военные документы были переданы агенту иностранной державы. […] Доскональное изучение почерков всех работающих в Генеральном штабе господ офицеров позволило установить, что почерк капитана Дрейфуса весьма схож с почерком, каким написано вышеупомянутое деловое письмо».

Александр Зеваэс в «Истории Третьей Республики. 1870–1926» пишет: «Оправдательный приговор был более чем вероятен, и военный суд склонился бы именно к такому решению, если бы в совещательной комнате во время обсуждения не появился порученец Военного министра с папкой, которая хранилась в Генеральном штабе и не была предъявлена ни обвиняемому, ни его адвокату. В папке находился документ, где имелась следующая фраза: „Я виделся с этим негодяем Д.: он передал мне для вас двенадцать крупномасштабных карт“. Документ решил дело: еврей был осужден, публично разжалован из офицеров и отправлен на Чертов остров. Конец первого акта трагедии».

Во время суда над Дрейфусом правительство страны готовится послать войска на Мадагаскар. В 1868 году Франция признает главу Хова (класса внутри туземного общества) королевой Мадагаскара. В 1883–1884 гг. правительство Жюля Ферри, руководствуясь экономическими интересами и под влиянием католических священников, «конкурировавших» с английскими миссионерами-протестантами, направило к берегам острова экспедицию, что позволило занять порт Таматава, Маджунгуз и Диего-Суарес. В тот момент в Тонкине шла война, и начать еще одну операцию было затруднительно. В 1885 году было подписано соглашение, устанавливавшее власть королевы Ранавалуны III. Стороны по-разному интерпретировали статьи договора, что вызвало череду конфликтов. Правительство Хова создало собственную армию и заняло откровенно антифранцузскую позицию. В 1891 году французский резидент Шарль ле Мир де Вилье потребовал прекращения приготовлений к войне. 27 октября Хова объявили Франции священную войну. 23 ноября министр иностранных дел Габриель Аното ставит на голосование вопрос о выделении кредита в 65 миллионов франков и решает послать на остров экспедиционный корпус под командованием генерала Дюшена.

Незадолго до Рождества, в воскресенье 9 декабря, иллюстрированное приложение к «Пти журналь» (№ 212) пишет: «В скором времени начнется военная кампания против Мадагаскара, и весь мир признает, что мы не агрессоры и не руководствовались ни завоевательским духом, ни жаждой наживы, однако чувство собственного достоинства не позволяет нам терпеть нападки заморских дикарей. Что подумал бы мир, не прояви Франция твердость и не отомсти она за оскорбление? Мадагаскарцы грубо нарушили взятые на себя обязательства, затем дерзко отвергли предложения о примирении, а теперь, если верить сообщениям, шумно протестуют против присутствия на острове наших соотечественников. Они имеют наглость заявлять, что наши солдаты едят сердца Хова — тот еще деликатес! Раздаются призывы к священной войне. Об этом кричат на всех углах, пророча победу над „испорченной“, по их словам, расой. Наши солдатики очень скоро сумеют доказать, какое это жестокое заблуждение».

Несколько дней спустя «Журналь де Фам» — его главным редактором была Мария Мартен — опубликовал в № 36 письмо одной из своих читательниц: «Будь я депутатом, не стала бы голосовать ни за гибель четырех-пяти тысяч французов, ни за уничтожение пяти-шести тысяч мадагаскарцев. Нет, не проголосовала бы — ни за гибель десяти тысяч человек, ни за пустую трату шестидесяти пяти миллионов франков. Если бы мадагаскарцы не захотели меня больше видеть, я поставила бы свой шатер в другом месте и оставила в покое честь французского флага».

1894-й — особый год. Современники не подозревают, что присутствуют при поворотном моменте Истории. По их ощущению, все происходит, как и в предшествующие годы с их радостями, несчастьями, смертями, открытиями и рождениями.