– С того, что таков закон его народа. Мы спасем ему жизнь, и он должен будет служить нам, пока не оплатит долг.

– Нет, я права: бредовая идея. Да он при первом удобном случае нас убьет.

– Быть может, – еле заметно улыбнулся Габриэль. – Но, с другой стороны, если он чтит законы своего народа, то… Ты только представь, как его присутствие облегчит нам путь. Мы будем идти не вслепую. И ни один шэн-лин не посмеет нас тронуть.

Эли засомневалась, задумалась. Мэйт чувствовал, как вокруг нее воздух дрожит от напряжения.

– Хорошо, – к радости Габриэля, сказала принцесса.

Служанка принесла грибную похлебку. Поставила на стол и хотела уже уйти, но Габриэль взял ее за руку.

– Скажи, тот человек, со шрамом на щеке… – зашептал он. – Ты его прежде видела?

– Он бывает здесь часто.

– А чем он занимается?

– Я не знаю. Он приходит всегда один. Ни с кем не разговаривает.

– Оружие у него есть?

– Умм…

– Не бойся, мы не хотим ему навредить, – улыбнулся мэйт. – Нам лишь нужен надежный проводник, – соврал он.

Пухлая служанка повеселела.

– Да, есть. Я видела меч.

– Хорошо. Благодарю.

Служанка ушла. Габриэль зачерпнул похлебку, попробовал, скривил губы, с теплотой вспоминая повара Манни. Вот кто по-настоящему умел варить грибной суп!

– А что, если он не говорит на олдише? Что тогда? Как ты собираешься ему объяснить, что нам нужно?

Габриэль широко улыбнулся.

– Ты знаешь их язык? – засомневалась принцесса, утопив ложку в похлебке.

– Mi choro ime ka ihunia na ji? – сказал Габриэль, положив ладонь на грудь.

– И что это значит?

– Что ты – очень красивая девушка, – с улыбкой солгал он, хотя на самом деле только что поведал Эли о своем желании заняться с ней любовью.

– А что делать с ним? – Эли кивнула в сторону окна.

– Доверься мне, – улыбнулся Габриэль, поднимаясь из-за стола.

– Моя няня говорила, чтобы я никогда не доверяла мужчинам, которые говорят «доверься мне».

– Ну, из каждого правила есть исключения… Постарайся отвлечь его, пока я… В общем, я на тебя надеюсь.

Габриэль повернулся и начал обходить стол, где все еще веселились рыбаки. В голове уже порхали слова заклинания, способного на время обездвижить человека. И вспоминался Гром, знавший хитрую технику усыпления противника без привлечения магии. Но мэйт так и не освоил ее, поэтому надеялся исключительно на волшебство. Нужно было лишь сложить пальцы в знак и под шепот заклинания коснуться человеческой шеи. Постояльцы уже серьезно надрались, никто из них не обратит внимания на уснувшего одинокого человека. Мало ли? Устал, перебрал. С кем не бывает?.. Мэйт не знал, чем Эли отвлекала типа со шрамом, но видел, что ее уловки работают. Незнакомец теперь без устали пялился на принцессу, будто забыв про Габриэля.

Мэйт сделал еще шаг и замер в табачном дыму, запахах кухни и трактирном шуме, когда незнакомец жестом предложил ему сесть за свой стол. Габриэль неспешно подошел, решив не отказываться.

– Успокойся, я вижу на твоей щеке печать мэнжа, – тихо проговорил мужчина со шрамом, тем самым выдавая в себе мага.

Габриэль выдохнул, присаживаясь напротив незнакомого чародея, от которого не веяло ни угрозой, ни злобой. Маг, похоже, был настроен миролюбиво.

– Серп, – назвался человек. Он поводил пальцами над серповидным шрамом. – Это из-за него, – пояснил он свое прозвище.

– Габриэль.

– Никогда бы не подумал, что встречу сына мэнжа в таком краю, – не без удивления сказал Серп, покручивая золотой перстень с белым камнем в форме снежинки. – Твоя подружка… Она… сумасшедшая?

– Почему? – не понял мэйт.

– Пока ты незаметно ко мне подбирался, она корчила мне рожи и показывала язык.

– Это был отвлекающий маневр, – ухмыльнулся Габриэль.

Серп вытащил из-за кармана три сложенных листка, развернул один из них и внимательно поглядел на Эли, сравнивая ее с изображением на листке. Габриэль огорчился: наемник знал не только о том, что в трактир зашел сын мэнжа, но и о том, кого тот сопровождал. Впрочем… мэйт задумался… все могло быть гораздо хуже, окажись на месте чародея бездарь.

– Твоя подружка дорого стоит, – зашептал Серп. – Это ведь пропавшая гардийская принцесса?

– Да, это так, – не стал лгать Габриэль. – Но предупреждаю сразу: я ее не отдам.

Чародей улыбнулся:

– Ты же понимаешь, что будет, если тебя с ней найдут гардийцы или волисты?

– Прекрасно понимаю. Но это ничего не меняет.

– Ты храбр, юный мэйт, как и твой отец. Хотя не представляю, что может вас с ней связывать, кроме принадлежности к высокому роду.

– Этого я тебе сказать не могу. Но за похвалу спасибо, – произнес Габриэль, пытаясь увидеть помыслы Серпа.

Тот говорил тихо, спокойно – так, будто речь шла о каком-то пустяке. И Габриэлю это не нравилось. Он не мог его прочесть, понять, что за человек перед ним и можно ли ему доверять. Да, Серп был магом и, похоже, относился к мэнжу Семи островов с уважением. Однако тип со шрамом на небритом лице, по всей видимости, также был и охотником за головами. И кого в нем больше – мага, почитающего Аладара, или наемника, любящего звон золотых монет, – пока понять сложно.

– Дашь нам уйти?

– А что мне еще остается, – огорченно проговорил Серп. – Твой отец собственными руками вытащил меня из такого пекла, что…

– Ты был с ним в Мирацилле?

– Не только.

– Почему остался здесь?

– А что мне делать на островах? Выбивать налоги из простолюдинов? – Чародей грустно поглядел на принцессу.

– Не хочешь стать нашим проводником?

– Зависит от того, куда вы направляетесь.

– В Бэй-Цэнг.

– Нет, – сразу ответил Серп, вновь покрутив перстень на указательном пальце. – Выбери ты любое другое направление, я бы подумал. Но только не Бэй-Цэнг.

Габриэль не понял причину отказа. Ладно, рыжебородый возница Дад – ни меча, ни магии. Но чародей Серп?..

– Почему, если не секрет?

– Понимаешь, я не очень популярен среди шэн-линов. Видел узника на площади?

– Издали… Твоих рук дело?

– Моих. Второй за три месяца.

– Тогда я тем более не понимаю… – Габриэль понял, почуял, что наемник с ним не до конца откровенен. – Почему ты не хочешь нам помочь?

– В моей карете ценный живой груз. Я не могу им рисковать.

Мага, почитающего Аладара, и наемника, любящего звон золотых монет, в Серпе оказалось поровну. Впрочем, блеск золота не затмил ему разум окончательно.