деревом Бодхи; Христос с учениками во время Тайной вечери; Картикея, бог доблести; Хаджи Али Дарга, прекрасная мечеть посреди моря[237]; базилика Богоматери Нагорной[238]; пророк Даниил в львином рву; Саи Баба[239]; Манаса, богиня змей; святой Франциск Ассизский, разговаривающий с птицами; Кришна с флейтой и Радха[240] с цветами; Вознесение и, наконец, Дустур Кукадару[241] и Дустур Мехерджи Рана[242].

Сегодня художник был далеко не так сдержан, как обычно: признался, что хочет сэкономить, чтобы купить новые рисовальные принадлежности.

– Отныне больше никаких мелков. Буду писать только маслом и эмалевыми красками. Прочными. Ничто их не испортит.

Потом он поведал Густаду краткую агиографию некоторых святых, например Хаджи Али, умершего во время совершения паломничества. Гроб с его земными останками таинственным образом переместился через Аравийское море обратно в Бомбей и оказался на скалистом утесе неподалеку от берега. Верующие возвели на этом месте мечеть с его саркофагом, а также дамбу, соединяющую утес с сушей, во время отлива по дамбе можно пройти к месту упокоения святого.

Рассказал он и о другом чудотворном месте – базилике Богоматери Нагорной. Кучка напуганных рыбаков, застигнутых свирепым штормом, была уверена, что все они утонут. Но появилась Пресвятая Непорочная Дева Мария и заверила их, что они спасутся, потому что она будет охранять их. А взамен они должны будут построить церковь на возвышенном месте в Бандре[243] и поставить в ней статую, которую вынесет на берег у подножия возвышенности. Рыбаки благополучно добрались до суши. На следующее утро, когда шторм утих, у самого берега плавала статуя Богородицы с младенцем Иисусом на руках.

Художник разворачивал перед Густадом истории одну за другой, и Густад слушал с большим интересом. Какой кладезь знаний, думал он. И помимо того, что стена превратилась в чистое место, благодаря священным образам она сама приобрела ореол святости.

Когда стало настолько темно, что ничего уже не было видно, Густад пошел во двор. Следом за ним в ворота вкатился «король дорог» инспектора Бамджи.

– Аррэ, командир! Удивительное дело ты сделал, честно. Одним выстрелом прогнал всех проклятых ссыкунов. Больше никаких гоо-моотер[244], никакой вони. Прямо чудо какое-то.

– При таком количестве святых и пророков на стене одно чудо совершить нетрудно.

– Отлично, командир, отлично! – сказал Бамджи. – Ты сделал эту стену засранцеотталкивающей. Но знаешь, не понимаю я ограниченного склада ума наших мадер чод[245] соседей. Можешь поверить? Кое-кто из них (не буду называть имен) ворчит: мол, с какой стати все эти чужие перджаат[246] боги красуются на стене нашего парсийского дома? Такое впечатление, что у них в голове опилки.

– Догадываюсь, о ком ты.

– А, ладно, забудь о них. Много чести. Вместо того чтобы радоваться, что нет больше вони, нет москитов, нарушений общественного порядка, эти саала[247] мадер чодс ищут, к чему бы еще придраться.

– Так или иначе, – сказал Густад, – художник уже нарисовал Заратустру. А также Мехерджи Рану и Дустурджи Кукадару.

– Конечно, командир. Чем больше, тем лучше. Такая хорошая компания – прекрасный символ нашей светской страны. Вот так и должно быть. А эти Гхэль чодиас[248] были бы недовольны, даже если бы сам Бог снизошел к ним. Они бы нашли, что в Нем тоже что-то не так. Что Он недостаточно красив, или недостаточно светлокож, или недостаточно высок.

Инспектор Бамджи помахал Густаду и уехал. Густад отпер дверь и вошел домой, продолжая посмеиваться про себя. Рошан сидела на диване и рыдала.

– Не могу ее успокоить, – сказала Дильнаваз. – Такая глупая.

– У нее что-то болит? Что случилось? – Густад бросился к дивану и обнял дочь.

– Ничего не болит. Ее кукла пропала, вот и все.

– Что ты хочешь сказать? Как это пропала? Такая большая кукла? Это же не иголка и не пуговица.

– Мы не можем ее найти нигде в доме.

– Тогда так и скажи: ее украли. А то – пропала! – Он вытер Рошан слезы. – Где она была?

– На диване, она там сидела много дней.

– Бас, должно быть, ты оставила дверь открытой. Сколько раз я тебя предупреждал! Всего несколько секунд нужно какому-нибудь продавцу фруктов или выпечки или еще кому-нибудь, чтобы схватить что угодно и убежать.

– Я никогда не оставляю дверь открытой, – решительно начала было Дильнаваз, но тут же вспомнила свои метания между своей квартирой и квартирой мисс Кутпитьи.

– Не волнуйся, – сказал Густад дочке. – Мы ее найдем.

«Только вот где, хотел бы я знать, – беспомощно подумал он. – Тут нужно чудо вроде нашей стены. И почему чудеса и несчастья всегда ходят рука об руку?»

Глава пятнадцатая

I

– Все деньги здесь. Можете пересчитать.

Гулям изобразил оскорбленность.

– Прошу вас, не говорите так, мистер Нобл. Я доверяю вам свою жизнь. Вы – друг Билибоя, а следовательно, и мой друг.

Чертов лицемер, подумал Густад. Во время последней встречи был злобным и свирепым, как кобра, распустившая капюшон, а сейчас – слащавый и притворно-благодарный. Комедиант проклятый.

– Надеюсь, ваша и майора нужда в моей дружбе на этом закончилась.

Гулям вздохнул и развернул газету.

– Видели это сегодняшнее сообщение из Дели? Про Билибоя. – Любопытство взяло верх над обидой Густада. – Смотрите, – продолжал Гулям, – как на него ополчились. За три дня три судьи отказались от его дела. – Он сердито скомкал газету. – Поверьте мне, тут замешаны люди с самого верха.

Паршивец прав. Происходит нечто странное.

– Майор Билимория лгал мне с самого начала. Как я теперь могу верить или не верить во что бы то ни было? Кому я вообще могу доверять? Вам? Газетам?

Гулям снова изобразил обиду.

– Прошу вас, мистер Нобл. Все не так, как кажется. Его поймали в ловушку люди, которые на самом верху. – На лице Густада появилось презрительное выражение. – Но что ранит его больше всего там, в тюрьме, так это не вражеские выпады, а то, что лучший друг считает себя преданным им. Вот почему он хочет увидеться с вами и все объяснить.

– Что? Но вы же сказали, что он в тюрьме.

– Все можно устроить. Если вы согласитесь поехать в Дели.

– Это невозможно. У меня нет отпуска, моя дочка болеет, а кроме того…

Гулям сунул руку во внутренний карман.

– Вот, он вам написал. Прочтите, пожалуйста.

Густад открыл конверт.

Мой дорогой Густад,

с чего начать? Все пошло не так, как предполагалось. Совершенно не так. И я чуть не навлек на тебя беду. Сможешь ли ты простить меня?

У меня осталась только одна,