Я наклоняюсь и опускаю голову на стол.

– Я действительно ничего не понимаю. И чувствую себя ужасно. Эсбен не заслуживал такого обращения…

– По большей части да, – соглашается Саймон и гладит меня по спине. – Разве что чуть-чуть. Опять-таки, он оказался между молотом и наковальней, и, скорее всего, никакого правильного решения здесь быть не могло. В конце концов, я думаю, что ты хорошо знаешь Эсбена. И доверяешь ему.

Саймон прав. Я уже не та, что раньше. Я действительно доверяю Эсбену. И верю в него – и в нас.

– О боже! – вдруг вскрикиваю я. – Папа, как мне всё исправить?

Саймон старательно взбивает сливки для морковных кексов и молчит.

Я постукиваю пальцами по столу, снова плачу, нервничаю, то предаюсь угрызениям совести, то прощаю себя, вспомнив о потере, которую пережила. Ведь я небезупречна. Очень далека от идеала.

В сплошном тумане уныния я вдруг вижу одно яркое пятно.

И выпрямляюсь.

– Я назвала тебя «папа».

Саймон кивает, продолжая увлеченно взбивать смесь в миске.

– Я назвала тебя папой, – повторяю я громче. – Ничего себе.

– Да.

– И когда сидела в такси… – Я, мягко говоря, потрясена. – Я тоже сказала «папа».

– Да. Правда, я не был уверен, что ты это… искренне.

Я радостно улыбаюсь.

– Я говорила серьезно.

– Здорово. – Лицо Саймона делается таким счастливым, что мое волнение и беспокойство немного ослабевают.

– Я просила тебя о помощи.

– Да.

– И ты помог. Ты всегда мне помогаешь.

– И всегда буду.

Я принимаюсь раскладывать посыпки для пирогов, расставляю маленькие коробочки с пудрой и цветным сахаром. Рукава у меня в пятнах, но какая разница?

– Да. Теперь я вижу, что никогда в этом и не сомневалась. Не сомневалась в тебе. Честное слово. Ты мой отец. Мой папа.

– Навсегда.

Хоть я не сомневалась в Саймоне, но, очевидно, сделала колоссальную ошибку, когда речь зашла о доверии к Эсбену. Я наваливаюсь на стол. Эсбен наверняка обиделся…

– Он перестал писать и звонить мне утром во вторник. Это плохой знак. Может, уже поздно. Может, уже всё пропало.

– Вовсе нет, – уверенно заявляет Саймон, вытащив из духовки идеально поднявшийся шоколадный пирог. – Прошло всего несколько дней. Несколько дней с тех пор, как ты потеряла Стеффи и поругалась с Эсбеном. Соберись и не теряй голову, слышишь? И, кстати… ты довела бисквит до совершенства. После такого достижения вряд ли может случиться что-то плохое.

– Я назвала тебя папой и испекла бисквит, от которого никого не стошнит. Две важные вещи, так? – с надеждой спрашиваю я.

– Да, – отвечает Саймон и сияет, протягивая мне полную ложку сливочной глазури.

– И ты отвезешь меня в колледж завтра, правда?

– Да, а что?

Я наклоняюсь и пробую глазурь. Она, конечно, идеальна.

– Я должна позвонить Керри. Посоветоваться и поговорить как девушка с девушкой, прежде чем вернуться в колледж. Ты не против?

– Нет, конечно. Беги. Побудь нормальной студенткой, которой лень прибирать на кухне. Я уж как-нибудь справлюсь сам. – Саймон изображает крайнее разочарование, такое преувеличенное, что я смеюсь.

Впервые за несколько дней.

– Я вернусь через пять минут и отдраю кухню, честное слово.

– Не волнуйся, – отвечает Саймон с наигранной беспечностью. – Кстати, Элисон… если хочешь, возьми мою старую машину себе. У меня же теперь новая.

– Ах да. Тот маленький «Порше». И… ты оставил старую? Ту, которая тебе не нужна?

Я съедаю еще пять ложек глазури и пытаюсь подавить улыбку. Саймон выхватывает у меня ложку.

– Просто скажи «да».

Теоретически Саймон не покупал мне машину.

– Ладно. Да.

Я вовсе не хочу раздувать из мухи слона, но Саймон подходит к Брюсу и начинает энергично его гладить.

– Ты слышал? Наша Элисон теперь – гордая автовладелица.

Брюс машет хвостом и пыхтит, как будто он действительно рад.

– Лучше скажи, зачем тебе Керри? – спрашивает Саймон и трется носом о нос Брюса. – О чем ты собираешься с ней говорить?

Я подхожу и тоже глажу собаку.

– Я возвращаюсь на исходную.

Очень приятно вновь почувствовать себя собой. Обновленной. Уверенной в своих желаниях. Пусть даже я не знаю, что из этого получится.

– Слушай, Саймон… папа.

– Да, детка?

Я придвигаюсь ближе, тянусь к моему необыкновенному отцу и обнимаю его.

– Спасибо тебе. Большое спасибо. За всё.

– Я всегда с тобой.

– Прости за этот безумный кулинарный марафон.

– Все мы иногда немного сходим с ума. Лучше уж печь пироги, чем, к примеру, сжечь дом дотла.

– Ты прав.

Я так долго держу его в объятиях, что он наконец начинает смеяться и гладить меня по спине.

– Хватит. Иди звони Керри. Я буду здесь, когда закончишь.

Я отступаю и улыбаюсь.

Я знаю, чего хочу, и сделаю всё возможное, чтобы этого добиться.

Брюс Уэйн потягивается и лезет ко мне носом. Я принимаю это как знак одобрения. Сейчас мне нужен максимум позитива.

Поездка в Эндрюс-колледж казалась бесконечной, и не раз Керри клала руки поверх моих пальцев, выстукивавших дробь на руле. Я ничего не могла с собой поделать.

Наш телефонный разговор был неловким, полным извинений, но Керри на моей стороне. Она сердилась на Эсбена, который ни словом не обмолвился о том, что произошло между нами. Поэтому Керри обрадовалась, когда я позвонила. Сообщив Эсбену, что его молчание ей надоело, она поехала в колледж со мной, а не с братом.

В живописном Лэндоне прекрасный вечер. Мы с Керри – на той же самой скамейке, где я сидела прошлой осенью. Как и тогда, я смотрю на озеро, но на сей раз не пытаюсь сбежать от мира и погрузиться в ничто.

Сегодня я пытаюсь жить.

Керри кладет руку мне на спину, чтобы унять дрожь.

– Всё будет хорошо.

Я рассматриваю рябь на воде. За последнюю неделю случилось слишком много событий; но хотя я потеряла Стеффи и временно утратила завоеванные позиции, я не могу лишиться всего. Озеро прекрасно, просто прекрасно…

Спустя некоторое время я говорю:

– Я так люблю его…

– Знаю, – отвечает Керри. – Дыши, Элисон. Ты справишься.