– Да, – негромко отвечаю я, посыпая очередное печенье.

Он упирается руками в стол и смотрит на меня.

– Но прямо сейчас мне не нравится, как ты живешь, и терпеть это я больше не намерен. Если моя дочь вредит себе, я обязан ее остановить. И именно это я собираюсь сделать.

– Ты читал переписку. Я рассказала тебе, что случилось, и…

– Хватит! – перебивает Саймон. – Помолчи и послушай. Да, я прочел переписку. Да, я выслушал твою бредовую теорию о том, что в жизни у каждого может быть только один близкий человек и что ты якобы настолько могущественна, чтобы убить Стеффи, влюбившись в Эсбена. Это глупо! И я был бы безответственным отцом, если бы поддержал тебя.

Бред какой-то.

– Я не говорила, что настолько могущественна…

– Но, по сути, имела в виду. Это называется магическое мышление.

Саймон придвигает табурет и садится.

– Девочка моя, нужно прийти в себя. Смерть Стеффи – огромная потеря. Я согласен. Твоя лучшая подруга умерла. Человек, с которым тебя многое связывало. Ты имеешь полное право горевать, злиться, грустить и так далее. Я это признаю. Но не собираюсь тебя поддерживать, видя, как ты вновь пытаешься отгородиться от меня. От меня, от Эсбена, от остальных. Не рассчитывай на мою поддержку, если попытаешься забраться глубже, чем раньше. Особенно после всех твоих успехов. Я видел, как ты была счастлива, когда вышла наконец из норы, и я не позволю тебе от этого отказаться. Послушай, милая…

Саймон забирает у меня посыпку и сидит неподвижно, так что я вынуждена взглянуть на него.

– Стеффи во многом была просто чудо. Энергичная, активная, веселая – очень веселая, правда? Красивая, умная, сильная. Возможно, даже слишком сильная… – Он замолкает, давая мне время подумать. – Согласна?

Я некоторое время размышляю, после чего признаю:

– Да, наверное.

– Лично мне так кажется. Она была такая стойкая, что оттолкнула тебя, хотя могла бы воспользоваться твоей помощью. И мне от этого очень грустно. Да, мы уважали решение Стеффи, потому что она проявила силу духа перед лицом смерти, но все-таки это грустно. И я думаю, что, хоть она и была для тебя во многом образцом, Стеффи заодно внушила тебе некоторые очень неверные представления о жизни. О людях. Она считала, что у каждого может быть только один близкий человек, потому что больше ей самой было не под силу. Так она могла оправдать себя в том, что подпустила только тебя, и никого другого. И в том, что отвергла Кэла и Джоан. Очень жаль, что Стеффи так поступила с собой. Но тебе необязательно делать то же самое, Элисон. Необязательно отталкивать всех, чтобы обеспечить себе безопасность.

Я тупо смотрю на него, не в силах ответить.

Саймон смягчается.

– Разве совсем недавно ты не была счастлива? Разве тебе не нравилось общаться с людьми? Скажу честно, я радовался, видя, как ты изменилась. Не возвращайся назад, девочка. Не надо. Это будет страшная ошибка. Стеффи поставила Эсбена в заведомо проигрышную ситуацию. Что, черт возьми, он должен был сделать?! Скажи, что бы сделала на его месте ты! Здесь нет правильного ответа.

– Но… – Конечно, это звучит глупо, но все-таки я должна сказать. – Значит, он не был мне верен. Как будто… он предпочел мне Стеффи.

– Неправда. Ты не понимаешь. Совсем. Эсбен сделал это, потому что ты была верна Стеффи. Она возложила на него огромное бремя, и, в общем, несправедливо. Он не мог предать ее доверие – и поэтому ему пришлось обмануть тебя. Эсбен выбрал меньшее из двух зол. И если ты перестанешь сходить с ума, – добавляет Саймон с улыбкой, – ты это поймешь.

Некоторое время я просто сижу и думаю.

– Я сильно перепугалась, да?

– Да. Очень.

Саймон берет печенье со стоящего передо мной противня и целиком сует в рот.

– Тебя потрясло то, что сделали Стеффи и Эсбен. Но ты сама подумай. Они оба поступили так, как, по их мнению, было лучше для тебя. Они хотели, чтобы ты пострадала как можно меньше. Стеффи уж точно не желала бы, чтобы ты опять залезла в скорлупу. И чтобы вы с Эсбеном расстались. Она хотела совсем другого.

Я замечаю, что лежащее передо мной печенье сыреет. На него падают мои слезы.

– Стеффи любила меня. Очень.

– Да, – отвечает Саймон, прикладывая к моему лицу салфетку. – Ты это знаешь. Слушай свое сердце.

– И Эсбен любит меня. По-настоящему.

Печенье вот-вот совсем размокнет.

– Очень любит.

– Я всё испортила.

– Ты… – Саймон откашливается и, видимо, подбирает тактичные слова. – Это была жесткая реакция. Жесткая, негативная реакция на тяжелую ситуацию. Но ничего непоправимого не случилось.

Я в отчаянии смотрю на него.

– А если я не смогу это исправить? Если уже слишком поздно?

– Моя дорогая дочь, – произносит Саймон с улыбкой, – прошло всего несколько дней. Никакой катастрофы не было. То, что объединяет вас с Эсбеном, не исчезнет от одной истерики. Даже такой колоссальной.

Я не знаю, верить ему или нет. У меня раньше никогда не было серьезных отношений. Или… у нас с Эсбеном всё кончилось? Нет. Я понимаю, что нет.

– А мы с тобой?

– А что мы с тобой? – спрашивает Саймон, принимаясь вновь раскатывать тесто.

– Я повредила нашим отношениям?

– Единственный вред, который ты нанесла – это заставила меня набрать несколько фунтов, и я в отчаянии, потому что на следующей неделе у меня свидание.

– Правда? С кем?

Он небрежно машет рукой.

– С одним человеком, с которым я познакомился в Сети… Он комментировал посты Эсбена.

Я оживляюсь.

– Кто-то из тех, кто ставил тэг «клевый папа»?

Саймон краснеет.

– Э… Ну да. Впрочем, он мой ровесник. Не скажешь, что он непозволительно молод. Очень импозантный мужчина.

Я принимаюсь бессмысленно промокать влажное печенье бумажным полотенцем, но Саймон отбирает его у меня.

– Брось. Эти печеньки ничто не спасет.

Я вытираю глаза.

– Значит, всё нормально? Прости, что обидела тебя. И что отвратительно вела себя с самого приезда.

– У нас всегда всё хорошо, запомни это. И прости меня за то, что накричал. Но, кажется, это был единственный вариант.

– Эсбену тоже, наверное, надо было на меня прикрикнуть.

– А он повел себя исключительно вежливо?

Я пожимаю плечами.

– Да. Кажется, я просто не дала ему шанса…

Я тянусь за лимонным батончиком.

– Он, впрочем, сказал, что я ничего не понимаю. Но в целом Эсбен был слишком деликатен. И, наверное, до чертиков испугался, когда я психанула.