Некоторое время Кратаранга привыкал к удивительно мягкомубегу самодвижущейся повозки, потом устало расслабился и потребовал:

– Я хочу видеть свою собаку, Атахш. У неё скоро течка.Она должна стать матерью великого племени, и я не могу допустить, чтобы еёиспортили каким-нибудь никчёмным местным самцом.

Видно, слово «кобель» ещё не вошло в его лексикон. Царевичаторжественно заверили, что Атахш он увидит сегодня же, вот только надо сделатьнекоторые дела.

Заснеженные улицы не преподнесли никаких особых сюрпризов.Преодолев полосу осени, на самой границе с летом машина остановилась околоогромного дома-корабля.

Здесь Канавкина выволокли из недр багажника, поставили наплохо гнувшиеся ноги и скомандовали:

– Веди, Сусанин.

«Хотя какой ты Сусанин, так… говно».

Лифт в подъезде успел сдохнуть. Поднявшись в сопровожденииСобакина и Скудина на шестой этаж, Сергей Васильевич остановился передярко-красной железной дверью, над которой висела табличка «Квартира высокойкультуры».

– Вот… здесь… – доложил он почему-то шёпотом.

– Понятно. – Полковник вытянул из подвесной кобурыпистолет с гравировкой «Старшему лейтенанту Скудину за героизм и личноемужество» и плотно приставил дуло к пояснице Канавкина. – Понял? Безглупостей… – Сдвинулся так, чтобы не рассмотрели в глазок, и приказал: –Давай.

Секунду санитар стоял неподвижно, потом обречённо вздохнул итри раза подряд нажал на кнопку звонка. Им повезло. Скоро внутри шаркнул пополу утеплитель второй двери, и грубый мужской голос спросил из-за железнойпреграды:

– Кто?

– Кручёный, это я, Санитар.

Снова шорохи, кто-то посмотрел в глазок, потом загрохотали«сейфовые» запоры, и на пороге возник огромного роста усатый россиянин втельняшке.

Но грозно выситься там ему довелось только мгновение –Скудин был настроен бескомпромиссно, и потому уже в следующую секунду Валечкаполучил весьма болезненный удар подъёмом ноги в пах. Ещё через секунду враскрывшийся от боли рот глубоко всунулся невкусный пистолетный ствол. В итогебандит оказался плотно прижат к двери в ванную, из-за которой раздавалосьжурчание воды.

– Кто?.. – Скудин повел подбородком в сторонульющихся струй и опустил пистолет к яремной впадине собеседника. Канавкинрасполагался у него за правым плечом, под надёжной опекой Собакина.

– Л-лилька… П-подруга…

И совершенно напрасно кое-кто говорит, будто у физическисильных людей плохо с соображением.

Кручёному, например, достаточно было только один развзглянуть полковнику в серые немигающие глаза, чтобы сделать совершенноправильный вывод о глобальном характере грядущих неприятностей. А Кудеяр,выразительно посмотрев на татуированные руки хозяина квартиры, негромкопроизнёс:

– Дышать будешь, как я скажу… Давай в комнату.

Никаких угроз он присовокуплять не стал: без надобности. Онсам с головы до ног был угрозой. Усадив Кручёного с Санитаром на низкий кожаныйдиван, с которого сразу на ноги и не поднимешься, Скудин со стволом наготовеприсел на краешек стола. Собакин страховал, и Иван поймал себя на том, чтополностью ему доверяет.

Комната была обставлена с претензией на постперестроечнуюроскошь. Её обитателям ещё бы да вкус! Загибавшаяся буквой «Г» высоченнаястенка, изготовленная из массива, была траурно-чёрного цвета. Надо полагать,изначально имелась в виду благородная строгость, но в сочетании скрасно-коричневым подвесным потолком и фиолетовым паласом создавалась атмосферасредненького больничного морга, его офисной части, где заказывают автобусы ивыбирают гробы. Разница была только в том, что вместо обтянутых крепомдеревянных крышек стену украшал огромный экран проекционного «Пионера».

Он цветисто радовал хозяйский глаз фантастическим мультфильмом,главных героинь которого звали Трахуля и Оргазма. «Тьфу», – целомудренноотвернулся Собакин. В это время дверь ванной хлопнула, послышалось шлёпаньебосых ног по плиточному подогретому полу, и в комнату вошла частичнозадрапированная махровым полотенцем красавица Лилька.

Нервы у неё оказались завидные. А может, сказываласьпривычка к разного рода неожиданностям. Ну что, спрашивается, сделают с беднойдевушкой эти двое легавых? Чем запугают?..

– Да тут делегация целая. – Лилька упала в креслои, рискованно положив ногу на ногу, игриво взглянула на Скудина: – А кромешпалера, может, ещё что покажешь?

– Умри, дура. – Кручёный коротко показал, что онсделает с подругой жизни чуть позже, а полковник подтвердил:

– Обязательно покажу. – И продемонстрировал свойфээсбэшный документ, чтобы тут же поинтересоваться: – Где перстень, подаренныйКанавкиным?

– А он мне разве дарил чего-нибудь? – Лилькапрофессионально изобразила удивление пополам с негодованием, пренебрежительноглянув при этом на Санитара. – Даже если он из всех мужиков единственный сяйцами останется, так и то мне его не надо будет, я Валечку своего люблю…

В доказательство она выбралась из кресла и, теряя полотенце,попыталась усесться Кручёному на колени.

– Отлезь, сука! – Рассвирепев, тот смахнул еёлоктем и повернулся почему-то к Собакину: – Я тогда сразу врубился, что загайку эту Санитар её харил!

– Харил?! – От незаслуженной обиды Лилька пустиласлезу и… разразилась потоком инсинуаций в адрес мужской доблести Канавкина.

Валечка Кручёный из её речи сделал тот вывод, что упомянутаядоблесть была исследована ею на практике. Как ни странно, это подействовало нанего эффективней любого допроса с пристрастием, который мог – и, в общем-то,собирался – учинить ему Скудин.

– Начальник, ту гайку я залысил на катране у ЛенькиРябого, катали тогда без кляуз, мне не попёрло, остался я в замазке, проигралсяв хлам. А перстенёк отломился Арсену, есть там исполнитель фартовый, из зверей…

– И далеко этот Рябой живёт?

Кручёный кивнул на окно:

– Да вон, отсюда дом виден…

– Одевайся, – последовал приказ.

– Ты за кого меня держишь, начальник? – Валечканачал привставать с дивана, играя желваком плохо бритой скулы. – Хавирумне спалить западло, никогда сукадлой не был.

– А мне этот ваш катран до лампочки, пусть им участковыйзаморочивается. – Скудин внезапно улыбнулся, но глаза в улыбке участия непринимали, и, может, поэтому Кручёный поверил ему. – Не переживай, встукачах ходить не будешь. Шевелись…

Валечка молча повиновался, неким уголком души радуясь, чтодо конца отстаивать принципы не пришлось. Он был человеком бывалым и могопределить, когда встречал хищника гораздо опаснее и страшнее себя.

Дом, где располагался катран, был действительно в пятиминутах ходьбы. Поднявшись вслед за провожатым по загаженной лестнице начетвёртый этаж, Скудин приказал: