Правду сказать, дедов чемодан всплывал в памяти СемёнаПетровича всякий раз, когда он спускался сюда. Глупость, конечно. «В нём, самувидишь, одно тяжёлое, другое лёгкое. Как тяжёлым распорядиться, думаю,сообразишь. Если не полный дурак, сразу всё не толкай, сбагривай по частям. Ачто касаемо лёгкого – не пори горячку, раскинь мозгами. Тяжёлое – тьфу, всяценность в лёгком, надо только суметь взять его с умом …»[47]

Что касается «тяжёлого», тут дело было, можно сказать,ясное. Наверняка золотые коронки пополам с царскими червонцами, добытые либопри обысках, либо непосредственно во время блокады. Что представляла собой«лёгкая» и якобы более ценная часть, Семёну Петровичу узнать так и не довелось.Уплыл чемоданчик-то, уплыл прямо из-под носа. Произведя по этому самому носувесьма обидный щелчок.

Оттого, наверное, без конца и лез в голову и временами какбы даже заслонял содержимое чудовищных сейфов… Ну прямо как «заветный»десятицентовик диснеевского дядюшки Скруджа: тот, купавшийся в золоте, тем неменее бережно хранил под стеклянным колпаком самую первую заработанную когда-томонетку, ибо без неё у него сразу всё начинало идти прахом. Семён Петровичпосмеивался над собой, но с идеей фикс ничего поделать не мог.

Она с ним, впрочем, тоже.

Он был человеком здравым и понимал: накопив такое богатство,давно можно было валить в любую точку планеты. И безбедно жить там доМафусаиловых лет. Беда была в том, что требовалось свинтить не просто из этойстраны, которой всё равно скоро не будет на картах. Нужно было уходить ИЗ ЭТОГОВРЕМЕНИ.

Семён Петрович быстро включил стоявший здесь же компьютер и,сделав несколько движений мышью, убедился, что вождь пролетариата был прав:главное – это, без сомнения, учёт и контроль…

Отперев указанный компьютером сейф, он с минуту копался вогромной куче переливавшихся всеми цветами радуги украшений. Руки почему-то дрожали.Отыскав наконец нужное, Семён Петрович сравнил свою находку с перстнем нафотографии… и едва в голос не заорал от восторга, поняв, что попал точно «вцвет».

…В великом потоке жизни, который течёт из её источника,неизбежно должны существовать струи, движущиеся вспять или поперёк основногопотока, то есть эволюционное течение направлено против общего роста, этодвижение вспять, к началу времени, которое есть начало всего.

Эволюция, означающая улучшение, должна происходить изпрошлого. Недостаточно эволюционировать в будущее, даже если это возможно. Мыне вправе оставлять за собой грехи своего прошлого. Нельзя забывать: ничто неисчезает. Мы не сможем уйти далеко вперед с таким прошлым, как наше. Онопродолжает существовать и порождает всё новые и новые преступления, потому чтозло плодит зло. Чтобы преодолеть последствия, необходимо уничтожить причину.Если причина зла находится в прошлом, бесполезно искать её в настоящем. Человекдолжен идти назад, отыскивать причины зла и уничтожать их, как бы далеко они ниотстояли, только в этой идее есть намек на допустимость общей эволюции. Ведьговорит царь Давид, умирая: «Я отхожу в путь всей земли» (III Цар. II, 2), иИисус Навин вторит ему: «Вот я ныне отхожу в путь всей земли» (Иис. Нав. 23,14). Путь земли – это её прошлое, и выражение «я отхожу в путь всей земли»может означать только одно: «я вступаю во время, я иду в прошлое», тем болеечто хорошо известно – иудаизм не знал идеи посмертного существования.

Из дневника Поликарпа Звягинцева.

…Без сомнения, это была любовь. Пылкая и, вероятно,взаимная. Чейз категорически водворил Атахш на свой тюфячок и переместился наголый линолеум, чтобы охранять подругу даже во сне. Тюфячок был сделан изобычного мягкого матраса, сложенного пополам и прошитого. Не выдержав, Ритавзялась за ножницы, распорола капроновые нитки и развернула матрасик. Теперьсобаки помещались на него вдвоём.

Для Атахш была сразу куплена персональная миска, но Чейз всёравно каждый раз дожидался, пока она не просто поест, но и обнюхает его плошкуна предмет особо лакомого кусочка.

«Людям бы так…» – глядя на них, думала Рита.

Чтобы сразу расставить все точки над «ё», она сообщилаДжозефу, что, по мнению медицины, у неё никогда не будет детей.

– Ерунда, – отмахнулся негр. – Бесплодныхженщин не бывает. Есть ленивые мужья и идиоты-врачи. Не бери в голову.

«Это ты сейчас так говоришь. А потом?..»

На прогулках Чейз тоже мгновенно оказывался между Атахш илюбым посторонним, будь то человек или собака. Куда и девались все его с такимтрудом привитые манеры!

– Раньше ты, пакостник, только меня так защищал, –в шутку, но не без горечи попрекала его Рита. Кобель делал невинные глаза,ставил трогательным «домиком» рыжие брови… и продолжал в том же духе. Наверное,это был зов крови, против которого не попрёшь, но Рита всё равно не моглаотделаться от дурацкой обиды.

Иван Степанович позвонил около полуночи, извинился запозднее вторжение и сообщил, что везёт Кратарангу, выписанного из больницы.Рита положила трубку и повернулась к Атахш:

– Ну, девочка, готовься! Хозяин твой едет.

Привыкшая к разумности суки, она всё равно вздрагивала, воткак теперь, когда этот разум в очередной раз себя проявлял. Атахш гибкимдвижением взметнулась перед Ритой на «свечку», лизнула её в нос и устремилась квходной двери. И там замерла, глядя на замочную скважину, только чутьподрагивал пушистый обрезок хвоста. Сообразив, что она кого-то встречает, Чейзслез с тюфяка и встал рядом: мало ли, не вздумается ли кому обижать беззащитноесущество? Маленькая Атахш, эта хрупкая скромница, разве сумеет она как следуетза себя постоять?..

Такими и увидел их Кратаранга, когда раздался звонок и Ритаотперла дверь. В следующий миг Атахш с визгом бросилась ему на плечи, облизываялицо. Чейз дёрнулся было к вошедшему, но узнал запах и остановился.

Следом за Кратарангой в квартиру вошли Скудин и Гринберг.Евгений Додикович был подобран экипажем «Ландкрюзера» по дороге: он как разоттрубил смену и, конечно, не мог не репатриироваться в собственный джип,особенно если учесть, что машиной правила Виринея. Обласкав любимицу,Кратаранга повернулся к майору Грину и сказал тоном некоторого упрёка:

– Да. Она хорошо ухожена и сыта. Но мне было быспокойнее, если бы ты сразу сказал, что оставил её у своей сестры.

«Что?.. – Рита тщетно пыталась понять, о чём говоритхайратский царевич. – У какой-какой сестры?.. Кого?.. Где?..»

Тут Джозеф, пожимавший Ивану Степановичу руку, обернулся,посмотрел на них и вдруг выдал:

– А вы, people,[48] в самом деле точнос конкурса близнецов.