Крючков прав по сути, но не прав в том, что в СССР это было серьезным механизмом управления людьми, поскольку зависимость людей от государства была колоссальной. Люди творческих профессий зависели от государства больше других. С одной стороны, их труд носит индивидуальный характер, и покупателем его в советское время могло быть только государство. С другой — их труд прямо и косвенно пересекается с любимыми детищами государства — идеологией и пропагандой — и поэтому они попадают в рамки, через которые нельзя переступать.

Ф. Бобков называет общее количество своих агентов: «Агентуры было немного. В средней российской области агентов было триста-пятьсот. В крупных областях типа Свердловской — тысячи полторы. Помимо агентов было очень много контактов, люди сотрудничали с органами на доверительной основе, КГБ верили» [25].

Пятое управление, как и вся система КГБ, являются изобретением сталинского времени. Когда все ходят строем, физическим и ментальным, хуже всего в него вписываются одиночки, к коим принадлежат люди творческого толка. Они и хотели бы так «весело шагать по просторам», но сам характер их труда мешает им это делать.

Д. Быков привел идею Н. Заболоцкого, во многом объясняющую интерес Пятого управления к творческим личностям: «Заболоцкий незадолго до смерти задумывал поэму о Сталине и объяснял жене, что Сталин — фигура переломная, последний вождь, имевший представление о старой культуре. Он придавал ей огромное значение, поэтов либо прикармливал, либо запугивал, либо уничтожал. Дальше, предсказал Заболоцкий, пойдут люди пещерные. А постсоветские руководители, будем честны, не имеют и тех немногих предрассудков и моральных ограничений, которые были у советских. Нынешним все равно, что о них подумают. Они уверены, что в истории остаются только территориальные завоевания» [26].

Чем серьезнее власть опасается за свою судьбу, тем большее она оказывает давление на людей творческих профессий. О. Калугин в своей книге «Прощай, Лубянка!» высказался по этому вопросу так: «В одном чекисты преуспевали всегда — в разоблачении врагов советской власти. Используя всю мощь своего аппарата, тысячи „помощников”-осведомителей, технику подслушивания, наружное наблюдение, Управление прочесывало все слои советского общества, но в первую очередь творческую и техническую интеллигенцию — потенциальных носителей чуждых взглядов и заразных мыслей. Можно назвать множество фамилий видных ленинградских ученых, писателей, музыкантов, художников, изучавшихся КГБ на предмет выявления их политических настроений и образа жизни. Наверное, проще было бы назвать тех, кем КГБ не интересовался. И все же… дирижеры Мравинский и Темирканов, академики Лихачев и Алферов, деятели театра Товстоногов, Виноградов и Эйфман, писатель Гранин… Эти люди известны всему миру, и все они не в тридцатые — пятидесятые годы, а в брежневские времена находились „под колпаком” КГБ» [14].

Кстати, впервые мне встретилась в книге Калугина информация о том, что Андропова могли убрать, «залечить», как он выразился, сознательно. Калугин пишет: «Агент Ленинградского КГБ, вернувшийся из Москвы вскоре после смерти Андропова, сообщал: „в 1-м Медицинском институте, среди тех, кто связан с 4-м Главным управлением Миндрава СССР, идут разговоры о загадочности смерти Генерального секретаря. По мнению ряда специалистов, лечивших Андропова на ранней стадии болезни, умышленно вели неправильный курс, что впоследствии привело к его безвременной кончине. На более поздней стадии ведущие специалисты страны были бессильны что-либо сделать, несмотря на все предпринимавшиеся ими меры. Люди, „залечившие” Андропова, связаны с группировкой (название условное) некоторой части партийных аппаратчиков в Москве, который пришлись не по вкусу позитивные изменения и реформы, начатые Андроповым, в частности намерение отменить „кремлевский паек”, призывы к соблюдению партийными работниками личной скромности, ленинских норм. Некий бывший ответственный сотрудник Госплана СССР подтвердил изложенное выше и добавил, что Андропова „убрали”. Мне трудно было оценить достоверность этих слухов». С другой стороны, особой новизны в этом нет, так как сам Андропов продвигался к власти сквозь череду смертей своих конкурентов.

А что касается диссидентов и работы Пятого управления, то здравые мысли прозвучали у Е. Жирнова: «Беда была только в одном. Настоящих, идейных врагов власти среди видных представителей интеллигенции не наблюдалось. И для процветания вновь образованной службы диссидентское движение нужно было создавать почти с нуля. Это было задачей не слишком сложной. Собственно, тем же в царской России занимались жандармы. Задача облегчалась еще и тем, что в голове Андропова сталинская идея постоянного нарастания классовой борьбы превратилась в идею постоянного нарастания борьбы идеологической. И потому он верил в то, что, несмотря на все усилия „пятерки", количество диссидентов должно только возрастать. Агентам-провокаторам „пятерки" приходилось работать в полную силу, чтобы поддерживать иллюзию о существовании массового, но контролируемого инакомыслия» [27].

Эти мысли мы можем просуммировать так: чтобы бороться с диссидентами, их надо было и создать, и активировать, чтобы они стали настоящей угрозой. Все это известная функция бюрократической машины, которая создается для борьбы с угрозой. И чем больше она работает, тем большей становится угроза.

Сегодня во многом можно увидеть определенный повтор тех времен. Вячеслав Бахмин, член Московской Хельсинкской группы, считает, что современный российский режим формирует новую политику в отношении творческой интеллигенции: «Оттачиваются некоторые механизмы взаимодействия власти с обществом, с активной его частью, и эти механизмы стали все больше напоминать то, что делалось в советское время, только чуть-чуть более тонко. Сейчас у нас не сажают художников или журналистов (кроме случаев „экстремизма”) за то, что они что-то печатают. Всегда находятся причины другого рода — очень в ходу аресты за экономическую деятельность, за уголовные преступления. Это было и в советское время, но сильно меньше, там вообще было меньше лицемерия — власть боролась с инакомыслием открыто. Здесь же эта борьба очень закамуфлирована такими ширмами как экстремизм, экономические преступления, растрата государственных средств» [28].

Или мнение В. Давидова, главного редактор «Новой хроники текущих событий»: «Именно реакция советской интеллигенции на „процесс Даниэля-Синявского” и появление диссидентов подвигли Юрия Андропова на предложение о создании Пятого управления КГБ, и вскоре оно было создано: „Брежневу хотелось как-то начать всю эту „разрядку” с Западом, но надо было что-то делать с диссидентами, с теми, кто мешал бы создать видимость того, что с СССР можно разговаривать. А они появились как раз после «процесса Даниэля-Синявского”. Ну, и Андропов все это очень быстро предложил, а Политбюро приняло”».

Литература

1. Как вербуют осведомителей ФСБ // www.newsru.nl/index.php/ru/column/2257-kak-verbuyut-osvedomitelej-fsb

2. Колганов Г. Фонд борьбы с коррупцией испытали вербовкой // www.kommersant.ru/doc/3867120

3. Ежов С. Алло, мы ищем агентов! Как российские спецслужбы вербуют осведомителей // sobesednik.ru/politika/20180425-allo-my-ishem-agentov