Где бы ни находился сейчас Финч, у него с собой наша карта. Я покупаю себе еще одну, чтобы закончить проект, и не важно, здесь он или нет. Сейчас единственное, что у меня есть – это воспоминания о разных местах. Мне и показать-то особо нечего, кроме пары фотографий и нашей тетради. Я пока не знаю, как подытожить все увиденное и узнанное, как собрать все это в единое целое, чтобы оно стало понятным кому-то еще, кроме меня. Сейчас эти записи кажутся бессмысленными и несвязными даже мне.

Я беру мамину машину, и она даже не интересуется, куда я направляюсь, но, передавая мне ключи, она говорит:

– Позвони мне, когда доберешься туда, и потом еще раз, когда соберешься ехать домой.

Я направляюсь в Крофордсвилл, где с опаской посещаю семь вращающихся тюремных камер, чувствуя себя туристом. Я отзваниваюсь маме и снова еду. Сегодня суббота, день выдался теплым. Солнце ярко светит в небе. Весна почти наступила, и тут я вспоминаю, что официально она наступила уже давно. Во время пути я все время машинально смотрю на проезжающие машины, в надежде заметить мини-вэн «Сатурн» и каждый раз, когда замечаю такой, чувствую, как сердце начинает бешено колотиться, а горло сдавливать, хотя я все время напоминаю себе: все кончено. С ним все кончено. Я продолжаю двигаться вперед.

Я вспоминаю, как он рассказывал о том, что любит водить машину. Ему нравилось движение вперед, когда создается впечатление, будто ты можешь поехать куда угодно. Я представляю себе выражение его лица, если бы он увидел меня сейчас за рулем. Он бы сказал: «Ультрафиолет, я всегда знал, что в тебе это тоже есть».

Когда Райан и Сьюз рвут отношения, он приглашает меня на свидание. Я соглашаюсь, но предупреждаю, что мы будем только друзьями. Мы ужинаем в ресторане, в одном из самых престижных в нашем городе.

Я вяло поедаю принесенные мне деликатесы, стараясь сосредоточиться на Райане. Мы говорим о дальнейших планах учебы в колледже, о том, что нам скоро будет по восемнадцать (у него день рождения в этом месяце, а у меня в мае). Но это далеко не самая захватывающая беседа, хотя все мило, нормально. И он тоже милый и нормальный парень, и об этом тоже надо сейчас сказать. Я думаю о том, как я приклеила ярлык к Райану подобно тому, как все остальные приклеивали ярлыки к Финчу. Внезапно я понимаю, что мне почему-то нравится его постоянство и надежность. Когда видишь то, что имеешь, и это совершенно точно, тут уже ничего не изменится. И он всегда будет таким предсказуемым и надежным. Если не считать его болезненной тяги к воровству, разумеется.

Он провожает меня до дома, и я позволяю ему поцеловать себя. На следующий день он звонит мне, и я отвечаю на его звонок.

Проходит несколько дней. Ко мне приходит Аманда и спрашивает, не хочу ли я с ней прогуляться. Мы играем в теннис на улице, как это было еще в те дни, когда я только переехала в этот город, потом идем в «Дэйри куин» и заказываем десерты в стаканчиках. Вечером мы все собираемся в «Карьере». Сначала мы идем туда вдвоем с Амандой, но потом я отсылаю сообщения Бренде и Шелби, а еще Ларе и всем трем Бриан, и там мы все встречаемся. Через час к нам присоединяются Джордан Грипенвальдт и еще несколько девчонок, которые согласились сотрудничать в «Зерне». Мы танцуем допоздна, потом расходимся по домам.

В выходные мы с Брендой идем в кино, она приглашает меня к себе в гости с ночевкой, и я соглашаюсь. Она хочет поговорить о Финче, но я объясняю, что хочу поскорее забыть его, как прошлое. Она тоже ничего о нем больше не слышала, поэтому она не настаивает на серьезной беседе, но все же говорит:

– Во всяком случае, ты можешь быть спокойна, что все это не из-за тебя. Но если у него были причины исчезнуть, значит, это было что-то действительно очень серьезное.

Мы не спим до четырех утра, работаем над «Зерном». Я сижу за столом, Бренда лежит на спине на полу, прислонив ноги к стене. Она произносит:

– Мы можем служить проводниками для наших читателей во взрослую жизнь. Этакие шерпы[8]на горе Эверест. Мы расскажем им всю правду о кредитных карточках, о колледжах, даже о любви. – Она вздыхает. – Хотя бы поможем им советами, что делать, если твой парень – полный кретин.

– А разве мы знаем, что надо делать в таких случаях? И как определить такой случай?

– Конечно, нет.

В моем почтовом ящике еще пятнадцать заявок на участие в работе над «Зерном» от школьниц. Все хотят принять участие в выпуске журнала, потому что Вайолет Марки – героиня школьной колокольни и создатель сайта «Ее сестра» (любимый блог Джеммы Стерлинг) начинает выпускать новый журнал.

Я читаю письма Бренде, и она замечает:

– Вот так, наверное, и чувствует себя человек, обретая известность.

К середине апреля она становится моей самой близкой подругой.

В воскресенье примерно в половине одиннадцатого утра у нашей двери появляется Кейт Финч. Она выглядит так, будто не спала уже несколько недель подряд. Я приглашаю ее войти в дом, но она отрицательно мотает головой.

– У тебя нет мыслей по поводу того, куда мог подеваться Тео?

– Я о нем ничего не слышала.

Она начинает понимающе кивать.

– Хорошо. – Она все кивает и кивает. – Хорошо. Хорошо. Просто он раньше каждую субботу давал о себе знать либо маме, либо мне. Он или писал электронные сообщения, или оставлял голосовое послание на телефоне, когда знал точно, что нас нет дома. И так было каждую субботу. А вот вчера мы от него ничего не получили. Но сегодня утром пришло какое-то совершенно дикое письмо.

Я пытаюсь не показать свою ревность по поводу того, что он давал о себе знать им, а не мне. Но, в конце концов, они же члены его семьи. А я – это просто я, самый важный человек в его жизни. По крайней мере, на какое-то время. Но ладно. Я принимаю и это. И все понимаю. Он тоже движется вперед. Как и я.

Она передает мне распечатанное сообщение на электронную почту. Оно было послано сегодня утром, в девять часов сорок три минуты.

Я вспоминаю те времена, когда мы ездили в Индианаполис в то замечательное местечко, где ели пиццу. Там еще играл орган, который торчал прямо из пола. Кейт тогда было лет одиннадцать, мне десять, а Декка была еще младенцем. Там была мама. И папа тоже. Когда играл орган – да так громко, что все на столах дрожало, – начиналось световое шоу. Помните? Оно напоминало северное сияние. Но больше всего мне запомнились вы сами. Мы были счастливы. Мы были добропорядочной семьей. Все вместе и каждый по отдельности. Эти добрые времена ненадолго исчезли, но они возвращаются. Мама, сорок лет – это не очень много, и ты совсем не старая. Декка, в грубых словах иногда тоже кроется своя красота. Дело только в том, как ты их прочитаешь. Кейт, будь осторожна со своим сердцем и помни, что ты лучше, чем какой-то там парень. Ты одна из самых лучших. Вы все такие.