– Открывай!

Я распахиваю глаза.

И сразу попадаю в открытый космос, потому что здесь все вокруг светится и сияет, как в Изумрудном городе. Стены и потолок расписаны планетами и звездами. Наши записки по-прежнему приклеены к стене. У ног лежит голубое одеяло, пол тоже светится. Рядом с контейнерами для еды лежат тарелки, вилки и салфетки. В маленьком ведерке со льдом я замечаю бутылку водки.

– Если ты обратила внимание, – говорит Финч, поднимая руку к небесам, – Юпитер и Плутон идеально выстроились по отношению к Земле. Это и есть гравитационная комната Юпитера и Плутона. Здесь все может парить независимо ни от чего.

Единственные слова, которые вылетают из моего рта, это: «Боже мой!» Я так волновалась, так переживала за него, за парня, которого люблю! Я так никогда не волновалась раньше, до того самого момента, пока не начала любоваться его Солнечной системой. Это самое чудесное, что когда-либо было сделано для меня. Это просто чудесно, как в кино! Я чувствую одновременно и его грандиозность, и хрупкость, и я хочу, чтобы этот вечер длился вечно. И невозможность этого заставляет меня грустить.

Еду он привез из «Счастливой семьи». Я не спрашиваю, как именно он это сделал. Ездил ли он туда сам или попросил Кейт купить все то, что хотел. Но мне хочется думать, что он все сделал самостоятельно. Ведь он может выходить из шкафа, когда ему захочется или когда это просто нужно сделать.

Он открывает водку, и мы передаем бутылку друг другу по очереди. Она на вкус сухая и горькая, как осенние листья. Мне приятно, как она обжигает носоглотку и горло, просачиваясь внутрь.

– Откуда все это? – говорю я, поднимая бутылку в очередной раз.

– У меня свои способы.

– Великолепно. Не только еда, но и остальное. Но день рождения у тебя, а не у меня. Мне самой нужно было придумать что-то подобное для тебя.

Он целует меня.

Я целую его.

В воздухе ощущается недосказанность, и мне становится интересно, чувствует ли он то же, что и я. Он такой непосредственный, настоящий Финч, и я решаю больше об этом не задумываться. Может быть, Аманда не права. Может быть, она рассказала мне про группу специально, чтобы я расстроилась. Может, она нарочно все это придумала.

Он кладет еду на тарелки, мы ужинаем и говорим обо всем на свете, но только не о его самочувствии. Я рассказываю о том, что он пропустил на уроках географии США, о тех местах, которые остались для путешествий. Потом вручаю ему подарок на день рождения, это первое издание «Волн», которое я обнаружила в маленьком книжном магазинчике в Нью-Йорке. Я подписала его: «Ты тоже заставляешь меня чувствовать себя так, будто это я вся в золоте и теку. Я люблю тебя. Ультрафиолет Марки-Ни-Одной-Помарки».

Он говорит:

– Именно эту книгу я искал и в книгомобилях, и тогда в «Букмаркс». И вообще всякий раз, как только заходил в книжный.

Он целует меня.

Я целую его.

Я чувствую, как волнения уходят прочь. Я расслаблена и счастлива – намного счастливее, чем в последнее время. Я наслаждаюсь каждым мгновением. Я здесь.

После еды Финч снимает пиджак, и мы ложимся рядышком на полу. Он перелистывает страницы книги, зачитывая мне отрывки, а я любуюсь небом. Через некоторое время он кладет книгу себе на грудь и говорит:

– Ты помнишь сэра Патрика Мура?

– Это британский астроном со своим телешоу. – Я поднимаю руки к потолку. – Человек, которого мы должны благодарить за гравитационный эффект Юпитера и Плутона.

– На самом деле мы должны благодарить себя, а в общем, да, это он. Итак, на одном из своих шоу он объясняет понятие гигантской черной дыры в центре нашей галактики. Пойми, это важно и довольно сложно. Он – первый, кто решился объяснить существование черной дыры так, чтобы его смог понять среднестатистический человек. Он объяснил так, что даже Роумеру стало бы понятно.

Финч усмехается, и я тоже изображаю на лице ответную усмешку.

Он спрашивает:

– Вот черт, на чем я остановился?

– На сэре Патрике Муре.

– Точно. Сэр Патрик Мур просит на полу телестудии нарисовать карту Млечного Пути. Работают все камеры. Он направляется к центру, описывая общую теорию относительности Эйнштейна, останавливаясь на некоторых фактах. Черные дыры – это остатки бывших звезд. Они настолько плотные, что не пропускают свет. Они прячутся во всех галактиках. Они являются наиболее разрушительной силой космоса. Двигаясь в космосе, черная дыра поглощает все, что подходит близко к ней: звезды, кометы, планеты. Буквально все. Когда планеты, свет, звезды или что-то другое проходит эту точку невозврата, они достигают горизонта событий – такой точки, после которой спасение невозможно.

– Это мне чем-то напоминает голубую бездну.

– Да, наверное, так оно и есть. Сэр Патрик Мур показал тогда самый замечательный трюк – вот он входит в самое сердце черной дыры и исчезает.

– Спецэффекты.

– Нет, в этом-то все дело. Операторы и все, кто там присутствовал, уверяли, что он буквально растворился. – Он тянется к моей ладони.

– Как же тогда это объяснить?

– Волшебством.

Финч улыбается, глядя на меня.

Я улыбаюсь в ответ.

Он говорит:

– Быть поглощенным черной дырой, наверное, самый классный способ умереть. Правда, опыта такого ни у кого еще нет, и ученые точно не знают, что при этом произойдет. То ли ты будешь неделями парить на горизонте событий, прежде чем тебя разорвет на куски, или тебя затянет некий вихрь из частиц, и ты заживо сгоришь. Мне хочется думать, что это напоминает то, как будто тебя проглатывают. Внезапно все вокруг перестает иметь значение. Ты перестаешь даже думать о том, куда мы направляемся или что будет с нами дальше, и разочаруем ли мы кого-нибудь еще в своей жизни или нет. Все это… просто… пропадает.

– И ничего не остается.

– Возможно. А может быть, там другой мир, такой, какой мы даже представить не в состоянии.

Я чувствую, как его рука, твердая и теплая, обхватывает мою. Он может меняться сам, это никогда не изменится.

Я произношу:

– Ты самый мой лучший друг из всех, какие у меня только были, Теодор Финч. – И совсем не в том смысле, какой была для меня Элеонора. Может быть, даже больше.

Внезапно я начинаю плакать. Я чувствую себя идиоткой, потому что терпеть не могу слезы. Но ничего поделать с собой не могу. Все мои волнения и тревоги выходят наружу и разливаются по полу шкафа.

Финч придвигается и прижимает меня к себе.

– Эй, что такое?

– Мне Аманда все рассказала.

– Что она тебе рассказала?

– Про больницу и таблетки. И про «Жизнь – это жизнь».