– Готова.

– Хорошо. Отведите ее к воде, – приказывает он техникам, а сам быстро уходит в сторону центра управления.

Вода в шахте спокойная и теплая. Штанга перестала опускаться, хотя сверху доносится приглушенный звон и стук. У стен шахты море темное, но что-то большое и плоское виднеется под водой в центре. Рядом в надувной лодке с подвесным мотором сидят техники: они выбирают кабели, соединяющие подводную платформу с приборным отсеком под окнами центра управления.

Рамона спускается по металлическим ступенькам, привинченным к одной из стен шахты, и останавливается у самой воды. На глубине двух метров, на верхней части захвата, установлены фонари – двумя рядами по сторонам от открытой платформы с ограждением и креслом для оператора. С панелью перед ним возятся два аквалангиста; за ним темнеют амортизаторы, а к штанге прижаты ролики на брусе размером с небольшой грузовик. Рамона собирается с духом и сходит с лестницы. Вода плещет ей в лицо, прохладная после влажного воздуха в шахте. Она сразу ныряет, открывает глаза и выдыхает поток серебристых пузырьков. На вдохе носоглотка горит, и на миг ее охватывает жутковатое чувство чуждости, но затем Рамона расслабляет складки у основания шеи и плывет к платформе, радуясь чувству свободы и потоку воды в жабрах. Мигательные перепонки закрывают мои – нет, ее глаза, так что все вокруг погружается в легкий радужный туман.

– Готова занять свое место, – говорит она моими губами. – Биллингтон, как слышно?

Где-то вдали заходится кашлем мое тело. Рамона подплывает к креслу, где техники в аквалангах пристегивают ее и подключают шланги к системе обогрева. Она делает что-то странное с моей глоткой, что-то непривычное.

«Эй, осторожней!» – возмущаюсь я.

Вспышка удивления.

«Боб? Дурацкое чувство…»

«Ты неправильно делаешь. Вот так попробуй».

Я показываю ей, как сглатывать. Она права, чувство дурацкое. Я закрываю глаза и пытаюсь не обращать внимания на свое тело, которое лежит в стоматологическом кресле, над которым склонился Эллис Биллингтон.

На панели управления около семидесяти рычажков и восемь циферблатов в грубых угловатых заводских корпусах из титана. Рамона усаживается поудобнее и дает рукой сигнал ближайшему технику. Платформа вздрагивает, и кресло под ней уходит вниз. Затем раздается громкий металлический скрежет, который она скорее ощущает, чем слышит, и Рамона оглядывается, чтобы посмотреть на махину, прикрепленную к буровой штанге. Я чувствую давление в ее ушах и сглатываю за нее. Труба поднимается через стыковочное кольцо – нет, это платформа, на которой я сижу, опускается со скоростью кабины лифта. Огромные ролики, прижатые к трубе с обеих сторон гидравлическими зажимами, катят ее в глубину. Мне удается подтолкнуть ее к тому, чтобы взглянуть наверх: шахта и корабль слились в темный рыбообразный силуэт на фоне синего неба, которое уже темнеет, погружаясь в стигийскую тьму, которую нарушают только установленные на корпусе захвата фонари.

Удивительно, как отличаются чувства Рамоны от моих. Даже давление в ее шкуре ощущается иначе, чем в моей. По мне прокатываются волны звуков – слишком низких или слишком высоких, чтобы услышать собственными ушами. Рамона их чувствует крошечными костями в черепе. Вдали раздаются охотничьи щелчки морских млекопитающих, странное шипение и перестук криля, крошечных ракообразных в верхних слоях, которые пасутся, точно акриды, пожирая зеленый фитопланктон. И глубокие, басовитые стоны китов, которые вдруг становятся громче, когда мы опускаемся ниже термоклина. Вода на моем лице вдруг становится холодной, а в черепе нарастает давление, но пара порций воды в жабры помогают справиться с этим чувством. Рамона глотает морскую воду, а не только дышит ею, так что она наполняет желудок и холодит кишки. Болезненно оживают не привыкшие к работе мускулы, которые заставляют внутренние органы перестраиваться.

«Ты как?» – спрашивает меня Рамона.

«Справлюсь».

За пределами круга света от наших фонарей все погрузилось в сумерки. В мутной дали я замечаю серое брюхо – видимо, тигровая акула на охоте или какая-то менее известная тварь. Труба продолжает равномерно уходить вверх через стыковочное кольцо.

– Погружаемся стабильно со скоростью один метр в секунду, – докладывает Биллингтону Рамона.

Я лежу и считаю: нам потребуется чуть больше часа, чтобы спуститься к донной равнине, на которой на сером иле, слежавшемся задолго до того, как безволосые приматы начали расхаживать по равнинам Африки, покоится под давлением в четыреста атмосфер ДЖЕННИФЕР МОРГ.

В движении буровой штанги есть что-то убаюкивающее. Каждые несколько минут Рамона открывает мой рот и произносит что-то техническое: иногда Биллингтон поворачивается к прислужнику за плечом и отдает какие-то инструкции. Я погружаюсь в полусонное, дремотное состояние. Я понимаю, что что-то не так, что я не должен бы расслабляться в таких обстоятельствах, но чем глубже становится наша запутанность, тем сильнее меня охватывает апатия. «Лежать и думать об Англии». Это еще откуда? Я моргаю и пытаюсь сбросить чувство отстраненности.

«Рамона…»

«Заткнись. Дай мне сосредоточиться, – говорит она и поворачивает два рычажка; я скорее чувствую, чем слышу громкий стук и звон. – Вот так. – Мы продолжаем спуск, минуя странное расширение – труба вдруг увеличивается в диаметре до трех метров, как питон, проглотивший небольшую свинью. – Что ты хотел?»

«Что мы будем делать после того, как ты поднимешь артефакт?»

«Что мы… – Она замолкает. – Нас распутают, так?»

«Да, а что потом?» – настаиваю я.

Когда я пытаюсь об этом думать, у меня почему-то начинает кружиться голова. Я почти чувствую свое тело, вижу, как склонился надо мной Биллингтон, нетерпеливо, как культист над мертвым предводителем, желающий проверить, не воскреснет ли он.

«Мы же должны… что-то сделать?»

«В смысле, убить Эллиса, перебить его охранников и поджечь корабль, прежде чем скроемся на гидроциклах?» – весело спрашивает она.

«Что-то вроде этого, – мысль всплывает пузырьком на поверхность сознания и неохотно лопается. – Ты все это хорошо обдумала, так?»

«Гидроциклы стоят на палубе С, но их только два. Я должна вывезти отсюда Патрика. Так что, боюсь, тебе придется выкручиваться самому, – быстро говорит она. – Но да, я точно могу пришить Биллингтона».

И тут я все понимаю – так что мороз идет по коже.

«Ты с самого начала задумала покушение на Биллингтона!»

«Ну а ради чего еще посылать сюда меня? Зачем еще посылать убийцу? Удивительно!»

Потрясение должно быть сильнее. Возможно, я просто уже привык к тому, что из себя представляет Рамона на самом деле. (И, разумеется, план побега. Интересно, мне показалось или я ощутил укол чувства вины, когда она сказала, что мне нужно выкручиваться самому?)

«Вы меня использовали, чтобы подобраться к Биллингтону!»