Антон чувствовал, как маленькая ладонь чувственно ласкала. Ничего необычного, особо изысканного, нет. Даже положение тела и руки — не самое удобное.

Непонятно, что больше волновало Антона, её рука, ритмично отправляющая его к окончанию, или его руки, стремящиеся разделаться с застиранным трикотажем. Или запах… странный, почему-то родной аромат, сводящий с ума, лишающий здравого смысла.

Немного сдвинулся, поменял дислокацию, как на войне, отвлекая противника, обездвижив тем временем, и скользнул рукой под бельё, между расслабленных женских ног.

— Не раздевать. Не целовать, — напомнил, глядя в ошарашенные глаза. — Не раздеваю. Не целую. Даже не вижу ничего, — убеждал, пока брыкалась и пыталась вырваться, поверхностно дыша, а потом и задыхаясь.

— Тихо, — почти лёг сверху, потом перекатился на бок, удерживая рядом, Саня действительно маленькая. — Дыши со мной, вдох, выдох, вдох… — говорил в шею, специально не смотрел в лицо, избегал взгляда, давал привыкнуть. — Дыши. Со. Мной.

Саша отчаянно хотела кончить, расслабить ноги, расставить, предоставить лучший доступ его пальцам, но паника накрыла с головой. Это было неправильно, нет, не неправильно. Невозможно!

— Вдох. Выдох, — шептал в шею, лаская горячими губами, заставляя, принуждая дышать в унисон.

Вот чёрт!

У Антона были волшебные руки, волшебные пальцы, он гладил, проникал, не давал отказаться, не настаивал, а ставил перед фактом. Заставил сжаться, а потом позволить себе испытать головокружительный оргазм, хватаясь в панике за широкие плечи, пытаясь не закричать слишком громко.

Саша не осталась в долгу, Антон раскинул длинные ноги и позволил делать всё, что ей заблагорассудится… ласкать, целовать, пробовать на кончик языка, оглаживать головку, балуя рецепторы языка вкусом, а слух — его стонами.

Она пыталась заглушить собственный стыд, раз уж сбежать не удавалось. Антон подтянул на себя и обнял крепко-крепко, как будто всегда этого ждал. Почему он не отпустил её? Это было бы понятно, а он смотрел на полог палатки и рассказывал какую-то ерунду, настолько несопоставимую с именем Стрелецкий Антон Геннадьевич, что Саше становилось окончательно не по себе.

— Помню, — проговорил чётко. — Не целую. Не раздеваю. Саня, у меня хорошая память, я же не обидел тебя? — приподнялся над Сашей и заглянул в лицо. Было плохо видно, только отсвет переносного фонаря сквозь ткань палатки, но отчётливо видел испуг и растерянность.

Если бы Саша ответила на взгляд, она бы увидела то же самое, растерянность и даже испуг, но она не посмотрела, уставилась в сторону и прикусила губу.

Антон высвободил губу из плена зубов, задев слизистую, Саша тут же ответила, робко надавив на палец, который недавно интимно ласкал. Это завело, ещё раз, ему начало казаться, что Саше достаточно находиться рядом, просто тихо дышать, даже не смотреть в его сторону, а весь его организм реагировал, срываясь и взрываясь. Впервые за очень долгое время, он пожалел, что не взял с собой презервативы, точно зная, что не позволит себе случайной связи.

* * *

К утру щёки, шея и запястья, любой открытый участок тела Саши был в раздражении от щетины Антона, Саша была не выспавшаяся, разбитая, но счастливая.

Каким образом Антону удалось разговорить Сашу, она и сама не поняла, но под утро она улыбалась и даже вздремнула, устроившись на широкой груди, обнимая и прижимаясь всем телом. Раздеть себя, конечно же, не позволила, целовать губы тоже, считая это своей маленькой победой в необъявленных военных действиях.

Антон не до конца понимал, как относиться к произошедшему ночью. Какое-то безумие, дурная игра человека с недостатком ума, проблемами с чувством меры и такта, но признавался сам себе, что очень давно не испытывал ничего подобного. Давно он не был настолько доволен и даже счастлив. Не смог вспомнить, сколько лет назад последний раз испытывал хотя бы что-то отдалённо напоминающее утреннюю эйфорию. Несомненно, дело было в оргазмах. Их было много, Сашины руки и рот были волшебными, дарящими крышесносное удовольствие, будто они были близки не первый год, и она безошибочно знала все его эрогенные места и точки.

При этом Антон Стрелецкий прекрасно отдавал себе отчёт, что дело не в полном физическом удовлетворении, не в странной ночи, когда он так и не стал близок с женщиной в принятом понимании, ощутив все прелести петтинга в тридцать лет, а в самой женщине. Но, впервые в жизни, как поступить в дальнейшем, не знал.

В его жизни не случалось случайных связей со времён студенчества. Он понимал, как следует реагировать и вести себя в сложившихся обстоятельствах — прекратить любые контакты, свести на нет возможность огласки, любым способом, от денежного поощрения до угроз… всё это не было проблемой. Проблемой было то, что он не мог поступить так с Саней, не с ней… Было что-то трогательное и одновременно притягательное в этой девушке.

Утром, перед тем, как отпустить, он довёл Саню до конца, снова рукой, снова она не позволила снять с себя одежду, но реагировала бурно, и это так подействовало на него, что он, с улыбкой отпустив её досыпать в свою палатку, был вынужден закончить начатое самостоятельно. Это было безумием!

День прошёл в суете, походные условия нервировали. Антон не понимал радости проживания в палатках, пищи, приготовленной на костре, распития алкогольных напитков, но бесконечная череда проблем и их решение отвлекали. Как и запах, который кружил вокруг, несмотря на то, что утром он не только помылся, но и тщательно побрился. Казалось бы, гигиенические средства от Том Форд должны перебить слабый запах ромашки, но Антон чувствовал даже вкус, руки впитали в себя аромат. Он невольно вспоминал все те разы, когда он видел или общался с Александрой.

Улыбчивая, порывистая, эмоциональная. Невысокого роста, совсем немного коренастая, при этом не кажется тучной, наоборот, скорее маленькая. И женственная.

Александра Савельева — женщина. В ней женственно всё, от улыбки и нежного взгляда, которые она прячет за дерзостью, до бёдер и груди. Почему он никогда не видел её? Не обращал внимания? Потому что она была подругой Варвары, очевидно. Как бы не было смешно, но для Стрелецкого Антона верность не была пустым звуком, он стремился к ней даже в мыслях, доходя в своём перфекционизме до абсурда.

Теперь Вари не было в жизни Антона, он ничего не испытывал по этому поводу, это нужно было сделать давно, мешала привычка и чувство долга. Или… Антон и сам не смог сказать, что именно мешало разорвать опостылевшие отношения с некогда любимой девушкой. Когда он, наконец, понял, что должен это сделать, осталось только небольшое опасение за судьбу Вари, ответственность, скорее по инерции, раздражение на реакцию отца на разрыв с Белицкой, не более того. Всё это освобождало ментальное место рядом с ним.

По всей видимости, для Александры. Для Сани, как он мысленно называл Сашу.

Он прокручивал возможность совместного будущего с Саней, пусть на неопределённый срок, но даже на этот период хотелось определённости в отношениях. Ясности. Всё это варилось в голове Антона, когда он смотрел, как девятнадцатый экипаж несётся по карьеру, оставляя за собой шлейф из грязи и поднятого песка. Рядом чертыхнулся Григорьев, и только тогда Антон понял, что первый пилот допустил ошибку.