* * *

Гай моргнул, почувствовав, что над ним кто-то стоит. Оказалось, мальчишка, босой, в грязной рубахе и штанах, молча разглядывает его.

– Англичанин? – спросил он. Его собака рядом повела ушами, с интересом изучая Гая.

Он кивнул. Как же мальчишка догадался, если он не произнес ни слова?

– Коммен зи хир… – мальчик показал на тропинку. Говорил он на каком-то немецком наречии.

– Данке, камерад, – отвечал Гай. Куда его ведут, он не знал, но слишком продрог и устал, чтобы допытываться. Почти стемнело.

Мальчик повел его по тропинке, пес семенил по пятам, и вскоре они подошли к боковой двери деревянного сарая.

– Ты спать…

В углу лежала солома и конская попона.

Он показал на карманы Гая:

– Люци-фер… Люци-фер…

Спрашивает о спичках, догадался Гай. Порылся в карманах и выудил почти пустой коробок.

– Пожалуйста, дай мне его. Нельзя огонь, нельзя пожар, – попросил мальчик, и Гай послушно исполнил просьбу.

– Данке… Спасибо… Йодер? – спросил Гай.

Мальчик покачал головой.

– Клеммер. Тебе спать здесь. Мой отец придет. – С этими словами он закрыл дверь. Гай в растерянности сел на пол, не зная, как быть дальше.

Вскоре показался свет фонаря, и на пороге вырос мужчина с окладистой бородой, в соломенной шляпе.

– Англичанин, ты хочешь отдыхать? – спросил он, глядя на Гая сверху вниз.

– Да, сэр, – отвечал Гай, вдруг остро ощутив, какой он нечеловечески грязный и вонючий. – Я должен найти Ицхака Йодера. У меня для него письмо. – И в подтверждение своих слов он вытащил из кармана конверт.

– Это может ждать. Ты кажешься нездоровым для меня, – медленно проговорил мужчина на ломаном английском и пощупал ему лоб. – У тебя жар… Здесь, надо пить и отдыхать. Никуда не уходить… Спать. Утром моя жена придет присмотрит. Вымыться… Поесть.

Сил сопротивляться Гай не имел. От теплого сеновала его разморило, а горячий суп с ломтем ржаного хлеба почти лишил способности мыслить.

– Вы немцы? – только и спросил он.

– Нет, мы есть американские менониты. Мы живем отдельно и говорим на старом языке, но мы понимаем английский. Каким именем мне называть тебя?

– Чарльз Вест, я из Англии. Был солдатом. А теперь вот никто.

– Перед Господом каждый человек – кто-то. Вы долго к нам добирались?

– У меня письмо для Ицхака Йодера. Важное письмо.

– Как я уже сказал, оно может подождать до завтра. А пока что да ниспошлет Господь тебе покой, – отвечал мужчина, закрывая за собой дверь.

Уютно свернувшись калачиком под теплым одеялом, Гай заснул.

Утром он проснулся, испытывая страшную жажду, но чувствуя себя неожиданно хорошо отдохнувшим. Где я? Мне сухо, тепло, я жив и даже как-то выбрался с проезжей дороги, с улыбкой припомнил он.

Вчерашний мальчик принес ему кувшин с горячей водой, полотенце и кусок мыла.

– Для тебя, – пояснил он.

Гай снова улыбнулся.

– Спасибо. И как же мне обращаться к тебе, молодой человек?

– Симеон Клеммер.

– Рад познакомиться, Симеон Клеммер!

Мальчик в ответ застенчиво улыбнулся:

– Ты приходить в дом и в кухне кушать.

Тронутый гостеприимством, но смущенный необходимостью предстать за столом, Гай кивнул. Вид у него совсем неподходящий для визитов.

– Прежде мне надо помыться, – ответил он и покраснел, заметив, как мальчик тайком косится на его лохмотья. Ему было стыдно своей грязной рубахи, небритого подбородка и расчесов под мышками от укусов вшей.

Симеон кивнул на принесенные им мыло с водой и отправился в дальний конец сарая проверить скотину. Гай тем временем мылся – впервые за несколько недель.

– У нас есть яйца. Ты голоден?

Гай кивнул. После мытья он почувствовал себя значительно свежее, хотя черный след, оставшийся на полотенце, по-прежнему заставлял его испытывать неловкость. Как же он так запустил себя? Насколько это было возможно, он постарался придать некоторую опрятность своим старым форменным бриджам, стряхнул с них солому и набил свежей соломы же в дырявые просветы в башмаках. Да как же мог британский офицер, выпускник Шарлэндской школы, сын полковника, пасть так чудовищно низко?

В ноздри ударил аромат готовящегося завтрака, он внезапно ощутил волчий голод. И словно вернулся в прежнюю деревенскую жизнь – когда они ездили навестить ферму Пинкертонов. Да, не всегда я был попрошайкой, клянчащим еду у заднего крыльца, подумал он.

Дверь открыла женщина в длинном сером платье и белом переднике, волосы убраны в тугой пучок на затылке, сверху – чепчик с завязками под подбородком.

– Мистер Вест, будьте добры войти, садитесь и поешьте с нами, – пригласила она.

Симеон уже сидел за столом в ряду маленьких детишек, которые с любопытством таращились на Гая. Кухня была очень аккуратной: на полках порядок, чисто и просторно, на стенах крючочки. Деревянные стулья, примитивная плита. Да, в самом деле, это простые люди.

Перед ним поставили тарелку с ветчиной и яйцами, Симеон сел рядом с ним, а родители – по другую сторону стола. Все замолчали, склонили головы в благодарственной молитве, а затем дружно и с аппетитом налетели на ветчину и яйца. Пили свежее молоко, закусывали хлебом. Много недель не доводилось Гаю так хорошо поесть.

– Ты спрашивал об Ицхаке Йодере. Что за дело у тебя к нему? – спросил его старший, Ганс Клеммер.

– У меня письмо от его сына. Я обещал доставить его, но адрес оказался записан неправильно. Вы знаете их? Я очень давно их разыскиваю, – ответил Гай.

– Может, и знаю. Среди нас много Йодеров.

– Повторите, повторите, пожалуйста… – От волнения Гай закашлялся, грудь теснило – неужели правда, неужели его путешествие не напрасно!

– Вы издалека добираетесь? – спросила жена Ганса.

– Из Бостона.

– Далеко. Вы нигде не работаете? – снова спросила она.

– Я был солдатом, потом моряком, а теперь и сам не знаю, кто я. – Что тут скажешь, они же видели, как он одет и как трясутся его руки.

– С его сыном все в порядке?

Гай не ответил. Не его дело сообщать посторонним столь нерадостные известия, и все же он решился спросить еще.

– Вы знали его? Знали Захариаса?

– Да, мы хорошо знали человека с таким именем, но он много лет назад покинул нашу общину. Он больше не с нами.

– Ясно, – вздохнул Гай. – Жаль. Я надеялся…

– Ганс, не терзай ты бедного мальчика тем, чего он все равно не поймет. Мистер Вест, если сын не подчиняется канонам нашей Церкви, он перестает быть членом нашей общины. А его семья должна выбрать: отрекается она от такого сына или же вместе с ним уходит от нас. Так велит нам наше Наставление. Любовью мы воспитываем друг друга. Как видите, мы иные, чем этот мир, и потому избрали для себя обособленное существование. Мы одеваемся просто и живем просто. Библия учит нас, что это правильно, и мы должны следовать ей.