патовость ситуации. Мне их не достать, но и им нас. И уйти не получится. Им вряд ли, а нам точно. Наступила пауза. Только вот они могли ждать — в короткие моменты, когда они еще были на виду, я видел на них хорошие теплые костюмы и шапки — а мы с Бобом нет. Нас время поджимало, мы замерзали.

Сзади я услышал шорох и знакомое пыхтение. Боб не выдержал и полз ко мне.

— Слышишь меня? — шепотом позвал я товарища.

— Да — тихий сиплый шёпот долетел до меня справа из кустов.

— Только наверняка, Боб, только наверняка! — напомнил я ему и заорал:

— Эй, свиньи, вы там живые? Я ваш мама абал, я ваш дом труба шатал! Папа твой ишак!!..

Потом завернул про мать. Ответом мне послужили несколько выстрелов и взрыв невообразимой смеси мата, чужой речи посулы лютой смерти: “Ты умалят будыш о легкой смерти, собака! Я тэбэ кищки вытащу”, и прочее в том же духе.

— Чё, выкидыш свиной, слабо один на один, на ножах? Выходи, падла, я тебе кровь пущу, мразь, — совсем впал в исступление я. Сперва орал, потом сипел сорванным горлом как умалишенный, плюясь кровью из растрескавшихся обветренных губ, кроя оппонентов и их родственников последними словами. Даже сейчас, будучи циничным и малочувствительным типом, я не решусь повторить даже ту малую часть, что сохранилась в памяти.

Кавказцы тоже впали в буйство, словно моё безумие передалось и им.

Боб охнул, зашипел из кустов “ты чего, охуел?!”, но я лишь проскрипел в ответ:

— Если поведутся, выцеливай второго! И стреляй по готовности!

А кавказцы вопили в это время, рассказывая, какие мне уготованы лютые кары. Потом, видимо тоже осипнув, один из них прокаркал:

— Эй, свинья, выходи, я тоже выйду!

— Давай, на раз-два-три, оружие в сторону!

Кавказец не стал дожидаться счета “три” и, отбросив автомат в сторону, вскочил на ноги. Боб лежал и сипло матерился, когда я тоже встал и отбросил СВД. Отбросил прямо перед Бобом.

Я рванул вперед, стараясь пробежать до противников как можно дальше и быстрее. Мы сближались, кавказец скинул шапку, достал с пояса здоровенный тесак. Я тоже достал зоновский нож, мимолетно подумав, что мой ножичек по сравнению с ножом противника выглядит как жигуль по сравнению с мерседесом. Когда боец подошел поближе, я понял, что я сам — как старенький “Запорожец” по сравнению всё с тем же “Мерином”. Противник был высок, молод, и даже красив. Темные вьющиеся волосы, от которых шел пар, аккуратная бородка, тонкий нос и ровные белые зубы, скалящиеся в гримасе ненависти. Движения плавные и быстрые, как у профессионального бойца. На вид лет двадцать пять. Такие явно нравятся девкам, хищники, не боящиеся никого и ничего. Победители по жизни. Я словно на мгновение поглядел в зеркало, из которого на меня смотрел уставший невысокий дядька под полтинник, лысый и с поломанным носом-картошкой. С потрескавшимися губами, с залитой кровью обледенелой бородой. Перемотанный какими-то брезентовыми тряпками. Это меня внезапно настолько взъебло, что из ушей чуть не полился адреналин, хотя казалось бы, куда уж больше. Диким усилием воли я подавил красный туман перед глазами. Я шел убивать. Чтобы выжить самому и спасти семью и близких.

Изменив направление я стал двигаться так, чтобы спешащий ко мне боец закрыл меня от второго, скрывающегося за густыми зарослями колючек. Парень не обратил ровным счетом никакого внимания на мой маневр. Подойдя ближе, он попытался скользнуть ко мне и нанести удар ножом снизу. Эээ, нет, пацан, тут тебе не борцовский ковер, тут снег и трава под ним. На секунду он потерял равновесие, и я махнул своим клинком. Парень без труда отбил его своим, металл лязгнул о металл. А ведь опытный, сто процентов. Я шагнул назад. Парень быстро ударил ножом снизу справа и потом, вывернув кисть, одним движением длинно слева снизу вверх. Я снова отшатнулся назад и попытался подрезать ему запястье. Снова нож лишь рассек воздух. Я махнул ногой, пуская ему в лицо горсть снега, и тут же длинным выпадом попытался ударить ему ножом выше колена передней ноги. И чуть сам не получил ножом по голове, острый клинок противника всё же рассек мне шапку. Только рефлекторный боксерский нырок под руку спас меня от смерти или увечья, что, впрочем, одно и то же.

Когда увлеченный схваткой напарник молодого кавказца высунулся и стал виден как на ладони, я отпрыгнул назад и бросил в противника нож, который нелепо пролетел мимо и исчез в снегу. Глаза бойца расширились, когда он увидел, что я “с мясом” и кусками синтепона вырвал из кармана наган старого сидельца Шуры Нетребы. Он на мгновение замер, а я нажел на спуск. Грохнуло, парня переломило пополам и он рухнул в снег. Не останавливаясь, я перевел наган на напарника подло убиенного бойца и тоже на мгновение замер, парализованный ужасом. Тот уже целился в меня, лежа в снегу. Молнией промелькнула мысль, что Боб его всё равно не увидит из-за растительности, и я точно труп. Но второй не стрелял, дергая спусковой крючок. Я сбросил с себя оцепенение и несколько раз выстрелил. Не попал, с пистолетной стрельбой у меня туго. Кавказец заорал, упер приклад в снег и ударил по рукоятке затвора рукой наотмашь. Патрон, а может, гильза, вылетел в снег, затвор с лязгом встал на место. “Мне хана” — пронеслось в голове. Я перехватил левой рукой под правую, и, сдерживая надсадное дыхание плавно потянул спуск. Этот выстрел оказался удачным, противника развернуло словно пинком и он завозился на снегу, плюясь кровью на боку и суча конечностями. На негнущихся ногах я подошел поближе, наклонился, чтобы навести пляшущий в руках наган и вбил пулю ему в висок. Меня трясло как припадочного. Я развернулся и на подгибающихся ногах отправился проконтролировать первого. Тот стонал, держась за простреленную печень.

— Сука, нечестно, — услышал я.

Я выдохнул, согнувшись, чтобы угомонить бешено молотящееся сердце, потом выпрямился и подошел к лежащему парню.

— Вот нахуя вы за нами попёрлись? Чтобы честно прирезать дядьку, который тебе в отцы годится? Вы честно пристрелили старого казаха и спиздили наши шмотки? ЭТО честно? Пиздуй к гуриям, они, — я выстрелил последним оставшимся в барабане патроном ему в голову, развернулся и закончил, — заждались.

Потом на подгибающихся ногах и трясясь от вновь накатившего холода и отходняка, мы доковыляли обратно до леса, я нарубил дров, и пока хромающий Боб разводил огонь и готовил место под стоянку, я обшмонал трупы,