— Я не знаю, — признался Аркониэль. — Думаю, мы должны пока просто ждать и помогать друг другу.

Колин ничего не ответил, но по отстраненному взгляду волшебника Аркониэль понял, что его слова не слишком убедили гостя.

Позже, сидя у окна и глядя на отражение луны в реке, Аркониэль размышлял о событиях дня. Ведь Колин почти успел спуститься с холма к замку, прежде чем кто-либо его заметил. В тот день, когда солдаты Оруна явились за Тобином, единственным сигналом об их прибытии было облако пыли; поднявшееся над деревьями, — но и это дало им некоторое время для подготовки. Теперь Тобина здесь не было, и он явно обленился.

Однако поводов для бдительности у него стало намного больше. Предоставлять укрытие волшебникам, сбежавшим от королевских Гончих, было куда опаснее, чем охранять ребенка, которого пока никто особенно не разыскивал.

Несколько недель после казни никто из компаньонов не осмеливался заговорить о приступе ярости короля или о том, что он убил связанного человека мечом Герилейн. А вот обморок Тобина обсуждали все.

Король был взбешен, что член его семьи испортил особое событие таким проявлением слабости. Ки оказался достаточно проворен, чтобы не дать Тобину упасть с коня, хотя тот был близок к этому. Впрочем, к тому моменту, когда оруженосец поддержал Тобина, он уже и сам почти опомнился, однако окружающие все видели, и на честь рода легло позорное пятно. На следующий день во дворце только об этом и говорили, пусть даже вполголоса.

Более доброжелательные сплетники объясняли случившееся юностью Тобина и тем, что он воспитывался в деревенском уединении; другие не были столь великодушны. И хотя никто из компаньонов не решался открыто дразнить Тобина или сказать ему что-либо в присутствии Корина, Ки не раз и не два замечал, как Албен с приятелями за спиной Тобина изображали его девичий обморок.

Но хуже всего для Ки было то, что Тобин даже с ним ни словом не обмолвился о происшествии. Впрочем, Ки тоже не проявлял любопытства, понимая смущение друга. В конце концов, его самого чуть не стошнило — казнь не самое приятное зрелище.

«Лучше вообще ничего не говорить и поскорее забыть обо всем», — убеждал себя Ки.

Через несколько недель после казни они с Тобином как раз подошли к дверям обеденного зала, когда изнутри донесся обрывок разговора, заставивший Ки внутренне сжаться.

— А помните, как он воспринял смерть лорда Оруна?

Это был голос Албена, злобный, как всегда. И можно было не сомневаться в том, кто его собеседники.

Тобин остановился перед дверью и, прижавшись к стене, вслушался. Ки хотелось увести друга, пока тот не услышал лишнего, но он знал, что не стоит и пытаться. Тобин страшно побледнел. С того места, где стоял Ки, ему была видна половина комнаты; уже подходили люди. Албен сидел за длинным столом, чуть наклонившись к Зуштре и Урманису. Корина и Калиэля наверняка поблизости не было, сообразил Ки, иначе бы Албен не осмелился так говорить о Тобине.

— Ну и что с того? — проворчал Зуштра, и Ки слегка воспрянул духом: Зуштра мог быть грубым, но обычно он бывал справедлив. Но его последующие слова сразу убили все добрые чувства Ки к нему. — А вот если он не может вынести зрелища казни кучки предателей, заслуживших смерть, то какой будет от него толк на поле битвы?

Это было уже слишком. Сжав кулаки, Ки ворвался в зал.

— Эй, закрой свой рот! — зарычал он, не думая о том, что перед ним лорды, а он всего лишь оруженосец. Он должен был заставить их замолчать до того, как они наговорили слишком много.

Однако когда он оглянулся, Тобин уже исчез.

Зуштра выглядел слегка смущенным, но остальные захохотали, как будто Ки отмочил отличную шутку.

Однако вскоре о слабости Тобина судачить перестали, поскольку возникли новые слухи и более серьезные опасения.

Несмотря на то что в Атийоне Эриус обнадежил компаньонов, он по-прежнему отказывался посылать их на битву. А донесения о нападении разбойников на деревни и о пиратах, бесчинствующих на островах вдоль побережья, приходили почти каждый день. Однако лето близилось к концу, а Эриус и не думал откликаться на мольбы сына дать ему возможность испытать себя в настоящем деле.

Возможно, именно из-за этого старшие юноши стали все чаще искать развлечений в нижнем городе — и зачинщиком, как обычно, был Корин.

Возвращение короля никак не повлияло ни на пьянство принца, ни на его страсть к низменным удовольствиям. Никидес, осведомитель компаньонов по части придворных тайн, сообщил, что в ответ на доклад Пориона Эриус подмигнул и сказал: «Да пусть разбрасывает свое семя, пока может!»

И судя по тому, как часто Танилу приходилось ночевать в обеденном зале или в нише для оруженосца в комнате Тобина, Корину было что сеять, и со временем его семена дали ростки. Еще несколько горничных забеременели, но их тут же удалили из дворца. А уж сколько бастардов Корин мог произвести от портовых шлюх, вообще никто не знал, по крайней мере никто из компаньонов.

Несмотря на постыдный случай во время казни, отношение Корина к двоюродному брату ничуть не изменилось; и тем не менее старшие юноши все чаще стали оставлять мальчиков во дворце, когда сами отправлялись на поиски ночных приключений.

Даже если Тобин и замечал растущую отстраненность, он не показывал своего беспокойства даже Ки. На смену лету пришла прохладная осень, а Тобин с друзьями все так же продолжали втайне тренироваться на мечах — с Аренгилом и воинственными подружками Уны.

Иной раз девочек собиралась целая дюжина, хотя Ки был уверен, что большинству из них просто нравится надевать мужскую одежду и делать что-то тайком. Только Уна, Калис и еще одна девочка, которую звали Силани, действительно достигли немалых успехов.

В очередной раз они встретились на крыше через несколько дней после празднования тринадцатого дня рождения Тобина. Придя в условленное место, Тобин и Ки увидели, что девочки над чем-то смеются. Уна от возмущения покраснела, когда одна из ее подружек призналась, что они обсуждали. Оказалось, они спорили о том, достаточно ли взрослым стал Тобин, чтобы жениться по королевским законам.

— Я достаточно взрослый для битвы, а остальное меня не интересует, — огрызнулся Тобин, вспыхнув. Он ненавидел девчонок, когда они начинали заигрывать с ним.

— А как насчет тебя? — спросила Калис, окидывая Ки ласковым взглядом. — Тебе пятнадцать. В моем городе в таком возрасте уже женятся.

— Ну да, если тебе нужен в мужья ребенок, — фыркнул Аренгил, обнимая Ки за плечи и отводя в сторону. — А как насчет меня? Я тебе в дедушки гожусь.

— Вот уж не похож ты на моего дедушку, — сказала Калис, подходя к Аренгилу и проводя рукой по его гладкой щеке.

Ки, тут же преисполнившись ревности, постарался привлечь внимание изменницы, схватил меч двумя руками и широко размахнулся им. Этот прием он позаимствовал у Корина.