Завидев мага, Мона улыбнулась и поднялась навстречу:

— А я вот, видишь, папину книгу листаю… Как тогда, раньше… он возвращался с работы, ужинал. Ой, у меня же все готово! Хочешь есть? Я сейчас!

— Вообще-то я у Свена… А ты поешь со мной? Мона, послушай, я кое-что разузнал… насчет твоего отца… — Петер приготовился к новому всплеску эмоций, но Мона глядела спокойно. — Письма, которые он якобы писал и которые послужили уликой — рядом с ними гаснут свечи! И рядом с подложным письмом епископа — тоже гаснут свечи!

Мона по-прежнему спокойно повторила:

— Так я накрою стол? И ты мне все расскажешь!

Петер улыбнулся в ответ, придвинул скамью и сел. С Моной ему было хорошо. Хотелось, чтобы она никогда не уходила больше, чтобы встречала каждый вечер, сажала за стол, расспрашивала, как прошел день… и тогда жизнь будет спокойной и радостной — если каждый вечер Мона ждет его к ужину и… И что? Петер не знал, что еще, ему просто было легко сейчас.

Спустя несколько минут колдун, набив рот (оказывается, ему хочется есть, Гангмар возьми, несмотря на обед у Свена!), рассказывал о бумагах, рядом с которыми гаснут свечи. Этот фокус встречается слишком часто, чтобы оказаться случайным совпадением: фальшивое письмо епископа настоятельнице Гане, несуразные письма Лукаса… Нет сомнений, что за подделками стоит магия Марольда Черного. Если бы удалось доказать, что и ворованные ценности художнику подкинули, то наверняка можно будет восстановить справедливость. Лукаса не вернуть, но его доброе имя…

— И все же, — продолжал Петер, — как могло попасть к вам такое количество барахла? Дорогие серебряные слитки из казначейского обоза… Почему же, в конце концов, их решили подкинуть именно вам?

Мона вздохнула и отвернулась. Петер осекся, увидев, как странно меняется лицо девушки, стирается улыбка, стягиваются в узкие щелки глаза… Колдун поспешно сменил тему:

— И еще меня занимает книга. Твой отец ничего не рассказывал о ней? Не читал вслух? И где он отыскал такое чудо?

— Нет, папа не читал книгу, — тихо отозвалась Мона. — Его интересовали только рисунки. Они вдохновляли, помогали работать над картинами… Он жил своими работами, ничего не замечал, кроме красок и холста… Так мне чудилось, пока… пока не…

Девушка поспешно встала, теперь лицо ее оказалось в темноте, вне светового круга, образованного огнем свечи.

— Я уберу со стола и приду к тебе, — заявила она, — а ты пока посмотри книгу, если интересно. Может, сумеешь прочесть…

— Да, мне тут кое-что пришло в голову! — бросил Петер вслед девушке. — Если вместо непонятных значков подставить буквы… У меня ведь есть несколько страниц с переводом…

Похоже, Мона не услышала. Все-таки девушка была очень странной, Петер боялся нарушить ее спокойствие неловким вопросом или невпопад сказанным словом, помнил, насколько быстро она приходит в ярость — как в тот день, когда разбила подсвечником склянки с «Гангмаровой желчью» и жабьей слюной. Что ж, раз Мона сказала, что придет к нему, лучше подождать. Петер придвинул книгу, чернильницу, клочок пергамента и, вооружившись пером, приступил к расшифровке…

Но ничего не вышло. Слова, начинающиеся с заглавных букв, несомненно, должны были оказаться именами или географическими названиями. Петер отыскан пару сходных абзацев в книге и на обгорелых страницах… однако ни одного знакомого слова в фолианте найти не удалось. Маг пробовал так и этак — без толку! А ведь идея с подстановкой букв казалась весьма плодотворной… Отчаявшись, маг решил сделать перерыв и принялся листать загадочную книгу в поисках картинок… Заглянул на последний лист, туда, где обычно указывал свое имя переписчик, и с огромным удивлением обнаружил подпись, выполненную современными буквами: «Изложено в сто седьмой год от воцарения Фаларика Первого братом Певерсом, Леолланом с одобрения братьев».

Мона вернулась и тихонько села в углу. Петер, увлеченный книгой, не заметил ее появления.

— Леолланы… Это их книга, — невольно произнес вслух Петер. Ну конечно, как же он сразу не догадался! Леолланы часто пользовались демонским языком!

Демонский язык! Странное наречие, известное колдунам и не употребляемое ни в одной из стран Мира… Разумеется, Петер владеет этим мертвым языком, как и всякий маг.

— Я сейчас попробую…

Мона пошевелилась в углу, зашуршало платье.

— Эта книга… Перед самым арестом отец пытался ее расшифровать, — задумчиво, будто про себя, проговорила она.

Однако Петер уже не слушал, незнакомые значки со страниц фолианта наконец-то стали оборачиваться понятными словами. Петер лихорадочно царапал пером по пергаменту, одновременно переводя с демонского на Общий.

Девушка, видимо, хотела добавить что-то еще, но поняла, что Петер не слушает, и смолкла. А колдун писал, словно одержимый — писал, царапая пергамент и разбрызгивая чернила, как будто спешил успеть к некоему сроку. Огонек свечи метался и дрожал от ветра, поднятого широкими рукавами одеяния молодого чародея, по столу прыгали тени, так и этак пятная покрытый кривыми строками лист…

Наконец парень, дойдя до нижней кромки пергамента, тяжело выдохнул и объявил:

— Вот послушай, что получается: «Когда дружинники Фаларика, ведомые графом Виринтом, пошли на приступ Белой Башни, эльфы уже покинули ее, ибо безумный Фреллиноль был не способен защитить их. Воины Виринта разбили тараном ворота Башни — и в этот миг ударила первая молния. В хрониках пишут, будто молнии обрушились с ясного неба, однако эльфы повествуют иначе. Когда приближенные безумного князя покинули Белую Башню, стали собираться тучи. Небо хмурилось все сильней, и, наконец, первая молния поразила шпиль Башни Фреллиноля одновременно с падением ворот. И где-то вверху пела Свирель Гангмара… Люди устремились внутрь, желая завладеть сокровищами безумца, собранными им за века правления Первым народом. Звеня кольчугами, поднимались по белым лестницам, устланным коврами, бежали на звук Свирели — и пение волшебной музыки было сильней, чем их топот и лязг оружия. Вслед за первой молнией сверкнула другая, и третья… Под ударами небесного пламени обрушилась кровля Белой Башни. Граф Виринт, за ним и его люди, убоявшись гнева Гунгиллы, бросились наружу еще быстрей, нежели стремились, влекомые жестокостью и алчностью, внутрь… А верхние этажи уже проседали и крошились, поражаемые молниями. Наконец Белая Башня перестала существовать, обрушилась, развалилась до самого основания… и смолкли звуки Свирели Гангмара…»

— А почему ты перевел именно этот кусок? — перебила чтеца Мона.

— Э… Я не знаю, книга развернулась на этой странице. Должно быть, здесь ее раскрывали чаще, этот лист распахивается сам собой…

Мона встала, пересекла комнату и, остановившись за спиной Петера, заглянула в фолиант:

— А ведь здесь нет картинок… Это не папа… раскрывал чаще, чем на других страницах…

— Ну… не знаю. Какая разница? Слушай дальше!

…Когда стих гнев небес, Виринт и дружинники пришли к руинам. Как бы ни был силен в них страх, алчность восторжествовала. Воины и слуги принялись разбирать завалы в поисках сокровищ. И хотя от ценностей, наполнявших Белую Башню Фреллиноля, мало что уцелело, добыча оказалась огромной. Граф послал своих людей, чтобы взяли повозки у живущих неподалеку сервов, ибо не на чем было увезти огромное количество трофеев. Когда ушли солдаты, крестьяне из окрестных сел наводнили развалины и также принялись разбирать завалы в поисках эльфийских ценностей.