ее неодобрительный взгляд, когда она замечает расстояние, которое я уже пробежала, на цифровом экранчике. Наши отражения поедают друг друга взглядом, потом ее губы начинают быстро двигаться – она наверняка по-сестрински меня отчитывает. Но ее голос заглушает громкая музыка, поэтому я указываю пальцем на наушники и пожимаю плечами.

Чарли нарочито медленно поднимает руку и нажимает пальцем на кнопку регулировки скорости. Она смотрит на меня, приподняв одну бровь, и продолжает нажимать на стрелочку вниз, пока дорожка подо мной совсем не останавливается. Тогда она встает на дорожку лицом ко мне и вытаскивает у меня из ушей наушники.

– Двадцать километров?! Пайпер, ты совсем сдурела?

– Я вообще-то марафоны бегаю, Чарли. Это не должно тебя удивлять.

Я схожу с дорожки, беру полотенце и вытираю с лица пот.

Она фыркает, хватает меня под локоть и тащит за собой из спортзала гостиницы в наш номер. Она не произносит ни слова. До тех пор, пока мы не оказываемся перед дверью номера. Тогда она вытягивает руку ладонью вверх.

– Ключ, – требует она.

– А твой где? – спрашиваю я.

– Потеряла.

Я закатываю глаза, достаю из заднего кармана карточку и, как послушный ребенок, передаю ей. Чарли в бешенстве. А я никому бы не пожелала оказаться на пути у разозленной Чарли.

Она открывает дверь, заталкивает меня в номер и подводит к кровати.

– Садись.

Я смотрю на свою новую спортивную одежду, пропитанную потом, и спрашиваю:

– Ну ма-а-ам, можно я сначала приму душ?

– Нет. Нельзя. Посади свою глупую, стройную, упрямую задницу на постель и послушай, что я тебе скажу.

– Ты еще забыла разгневанную, – добавляю я.

– Разгневанную?

– Да, Чарли. Ты меня выдала. Ты единственная, кто мог знать, куда я пойду. Ты сообщила Мейсону, где он сможет меня найти. Зачем ты это сделала?

– Потому что тебе нужно было услышать правду, Пайпер. Пока ты спала, он мне позвонил и все объяснил. Парень прыгнул в самолет и перелетел через океан ради тебя. И он сделал это, зная все самые худшие твои стороны.

– Не самые худшие, – возражаю я, глядя в пол.

– Худшие! – настаивает Чарли. – Все остальное – просто побочные обстоятельства.

– Какими глазами он будет теперь на меня смотреть, Чарли? После того как узнал, что это я была на той постели. Что это я участвовала в оргии со множеством парней!

– Боже, ну ты и тупая! – кричит она. – Неужели ты не видишь, что он тебя любит? Он любит тебя, несмотря на все это дерьмо. Черт, может быть, он даже любит тебя из-за всего этого дерьма. Ты боец, Пайпер. Но до сих пор ты всегда спасалась бегством. Бегством из Нью-Йорка. Бегством от мужчин. Бегством от себя самой. Пора положить этому конец.

Я легонько провожу пальцами по своему браслету.

– Чарли, я не уверена, что способна на это.

– Способна. И я дам тебе пинок, который тебе нужен.

Я пытливо смотрю на нее:

– Что ты сделала?

– Не что я сделала. А что я собираюсь сделать. Я уезжаю, Пайпер.

– Уезжаешь? – Я наклоняю голову и внимательно смотрю на нее: – Неужели ты все-таки поедешь в Австралию с этим придурком?

– Уезжаю – в смысле мне надо какое-то время побыть одной. Я еду в путешествие, чтобы найти внутреннюю гармонию.

– Что? Ты теперь в буддизм ударилась?

Чарли улыбается и поднимается с постели.

– Мы слишком долго опирались друг на друга, Пайпер. Даже в те несколько месяцев, которые ты провела в Нью-Йорке, я была к тебе привязана. Не уверена, что знаю, кто я такая без тебя. Ты меня вдохновила. Если ты смогла в этом разобраться, то, может, и я смогу.

– Разобраться? – смеюсь я. – Ты что, шутишь? С чего ты взяла, что я в чем-то разобралась? Ты меня вообще видела в последние дни?

– Можешь врать сама себе сколько хочешь, подруга, но мы обе знаем, что до того, как эта стерва показала тебе ту фотографию, ты была в миллиметре от того, чтобы остаться в Нью-Йорке.

Я вздыхаю. Чарли права. Я много думала об этом в воскресенье, после того как проснулась в объятиях Мейсона. Да что там, если быть до конца откровенной, я начала об этом размышлять задолго до этого. Но есть миллион вещей, которые могут пойти не так.

Чарли достает из шкафа свой чемодан. Я спрыгиваю с кровати, чтобы ее остановить.

– Подожди, Чарли. Если тебе нужно уехать ради себя самой, тогда ладно. Но твой отъезд ничего не изменит. Я все равно не смогу быть с ним. Я же рассказывала тебе, что произошло, когда я попыталась. Я ни с кем не смогу быть.

Чарли выдергивает чемодан у меня из рук и быстро запихивает в него содержимое разных ящиков.

– Ты сама должна сделать этот выбор, Пайпер. Но ты не узнаешь, пока не попробуешь. Тебе двадцать два года. Ушедшее время не вернуть. Скажи мне вот что: когда ты будешь вся старая и седая лежать на смертном одре, будешь ли ты сожалеть о том, что не последовала за любовью всей своей жизни? Если не будешь, то ты не настолько сильная, как я думала.

Она перестает собирать вещи и смотрит мне прямо в глаза.

– Запомни: никто не сможет причинить тебе боль, если ты не позволишь им этого сделать.

Я моргаю, пытаясь осознать ее слова.

– А теперь ты еще и Ганди цитируешь?

Дверь в номер распахивается, и мое сердце замирает, потому что на пороге появляется Мейсон.

– Извини, – обращается он к Чарли. – Я не мог ждать целый час. Я боялся, что она сбежит.

Чарли улыбается ему, потом поворачивается ко мне:

– Он мудрый человек. Ты будешь дурой, если его упустишь, Пайпер.

Она заключает меня в объятия. В крепкие, душераздирающие объятия, от которых веет бесповоротностью. Я еще никогда не видела Чарли в таком настроении.

Она и правда уезжает.

Я обнимаю ее в ответ. Я знаю: что бы ни произошло после того, как она выйдет за дверь, наши жизни уже никогда не будут прежними.

Она вытаскивает чемодан в коридор и захлопывает за собой дверь. Этот звук эхом отражается от стен, и мы с Мейсоном остаемся наедине в номере, который уменьшается в размере с каждой секундой, пока мы молча смотрим друг на друга.

– Мне очень жаль, – наконец произносит он. – Я знаю, как много она для тебя значит.

– Все нормально. – Я пожимаю плечами. – В моей жизни случались вещи и похуже.

У него перехватывает дыхание, а на лице отражается боль, словно мои слова его физически ранили.

– Кажется, ты серьезно вымоталась.

Я